Ольга Голотвина - Два талисмана
— И что же, ничего нельзя?..
— Ты про всякую сволочь? — уточнил «лавочник» Гижер. — Отчего же нельзя… Кого на месте прижал, тот и твой. Поймал ворюгу на «сотах» — волоки в «холодную». Застал убийцу над трупом — честь тебе и хвала. Насильник девицу завалил — стаскивай гада с нее и веди куда положено…
— Только не промахнись, — перебил приятеля развеселившийся Алки, — а то вдруг у них все по согласию! Мне этак чуть глаза, помню, не выцарапали.
— И жены тоже, — кивнул Гижер. — Лупит муженек свою законную, та на всю улицу вопит, что ее убивают. А попробуй зайти в дом! Враз помирятся и на тебя орать начнут: мол, «крабам» бы только порядочных людей хватать…
Ларш заскучал, хоть и не подал виду. Новая игра начала терять привлекательность.
— А кого на месте не сцапали, — продолжал Алки, — тот гуляет да над нами посмеивается. Вот какое поганое дело вышло нынче ночью в лавке Урифера… а как выяснить, какая мразь там похозяйничала?
— В лавке Урифера? — подал голос Говорун.
— А, ты не знаешь? Этой ночью убили лавочника с Галечной улицы. Да не просто убили, а замучили. И в лавке все перерыто.
— Пытали? — подался вперед наррабанец. — Вызнавали, где свои богатства прячет?
— Какие там богатства! Лавчонка маленькая, товар не из ценных: всякие мелочи для хозяек да горсть грошовых побрякушек.
— Не скажи, — хмыкнул Даххи. — Иногда такая торговля — для отвода глаз, а хозяин чем-то другим промышляет.
— Нет, — с внезапной горячностью сказал помрачневший Гижер. — Я мальчишкой в лавке Урифера прислуживал. Жмот, как они все, но со всякой дрянью не вязался… Там седьмой десяток должен разбираться, на Галечной улице, да? Ну, пошли Безымянные им удачу — того гада изловить!
— Так я и говорю: как его изловишь?.. — вернулся к прежней теме Алки.
Но тут хлопнула дверь.
Все радостно вскинули кружки навстречу вошедшему Аштверу. Но улыбки разом исчезли с лиц стражников, когда на их дружное приветствие ответил тяжелый взгляд.
— Хорош пиво лакать, парни. Сейчас будем драться. И крепко.
— Свободный же день… — вздохнул Алки безнадежно и очень тихо. Но командир услышал.
— Передохнём, когда передохнем. Мне только что нащебетали: в Змеином ущелье у Ирслата есть нора… Гижер, слыхал про Змеиное ущелье?
— Слыхал и бывал, проведу.
— Вот и славно, а то я там сроду не был… Эта бернидийская падаль держит там людей для продажи за море. Свободных, аршмирцев. Сегодня «Вредина» должна прийти за живым грузом. Может, уже подходит.
Десятник не успел закончить свой рассказ, а все уже встали со скамьи. Лица жесткие, недобрые — видно, давние у них счеты с неведомым Ларшу Ирслатом.
Юноша был рад и горд: сейчас он вместе с этими решительными парнями отправится кого-то спасать!
А вот Алки выглядел растерянным:
— Эх, а я-то — без меча! Хотел, дурак, родителей навестить, а мать не любит, когда я с оружием…
— Ларш, отдай свой меч Алки, — распорядился десятник. — А сам беги на таможню. Скажи, чтоб таможенники прислали береговую охрану нам на подмогу. Контрабандисты — это их добыча, так пусть не сидят, как сычи по дуплам, а изволят поработать.
Ларш растерянно глянул на Аштвера. Такого он не ожидал. Сейчас потомок Первого Спрута чувствовал себя мальчишкой, которого старшие ребята не берут в игру.
Наверное, он стал бы проситься, чтобы стражники взяли его с собой. От этого унижения его спас наррабанец Даххи:
— Командир, пошли за подмогой трактирщика, нас и так мало. А оружие… — Он обернулся к владельцу «Двух яблонь», слушавшему их разговор. — Метвис, на время верни арбалет, что я тебе в заклад отдал.
— Ты с моих парней заклады берешь?! — гневно изумился командир.
— Не за выпивку, — поспешил наррабанец заступиться за испуганного хозяина. — Я у него взял деньжат в долг. И арбалет мой, не казенный.
Аштвер нетерпеливым взмахом руки отмел объяснения.
— Только арбалет? Или и стрелы при нем?.. — спросил он Метвиса. — О, вот и отлично. Волоки сюда арбалет и стрелы, дашь на время Алки, он потом тебе вернет. А сам — бегом на таможню. Слугу не посылай, он у тебя дурень. Сам беги, с тебя после и спрошу. Скажешь: Аштвер и его парни в Змеином ущелье поджидают «Вредину». Нужна подмога, да поскорее!
* * *Бывшая тетушкина хозяйка, госпожа Прешрина, сдержала слово, взяла на себя все хлопоты с погребальным костром. Наверняка торговалась, старалась выгадать на мелочах (не зря же сейчас бормочет про дороговизну, про неуступчивость жрецов и торговцев). Но Авита не стала проверять ее расчеты. Ну, выгадала женщина что-то из денег, заплаченных вперед за аренду дома, — так пусть оно ей пойдет за труды…
В погребальном ущелье меж скал уже горело несколько костров, возле каждого стояли люди с тяжелыми взглядами. Авита украдкой посматривала на молодую женщину, почти девочку, с опухшим от слез лицом. Женщина, оцепенев, глядела в огонь, а двое пожилых мужчин, стоя рядом, следили за ней с тревогой. Видимо, опасались, что бедняжка кинется в пламя.
Авита жадно запоминала слепой блеск глаз, бледные губы, растрепавшуюся у виска прядь. До боли в пальцах захотелось сразу же, немедленно сделать набросок. Но, разумеется, художница даже не потянулась к мешочку, в котором носила навощенную дощечку и острую палочку.
Женщине набросили на плечи плащ и повели прочь от костра. Авита заставила себя отвести глаза, не пялиться на чужое горе, и мысленно отругала себя за равнодушие: ведь она хоронит родственницу!
Но что поделаешь: не могла Авита заставить себя тосковать о женщине, которую последний раз видела несколько лет назад.
Госпожа Афнара возлежала на погребальном покрывале, наброшенном на поленницу. Смерть придала этой женщине, сварливой и горластой при жизни, спокойное достоинство, лишила суетливости. Ее вид внушал уважение и сочувствие…
Впрочем, нет. Не смерти она была этим обязана, а умелым рукам здешних старух, которые за пару медяков любого покойника обрядят, смоют кровь, уложат в благообразной позе…
А на полу, возле сундука, тетушка наверняка выглядела жалко, нелепо и страшно.
Возле сундука, да… Возле сундука, на который она полезла среди ночи, чтобы заглянуть на полку. На давно пустующую полку, покрытую слоем пыли. Причем не зажгла огня, в темноте полезла. И не кликнула служанку…
Девушка обернулась к стоящей рядом Прешрине:
— А служанка покойной тетушки… ну, Гортензия… больше не появлялась?
Домовладелица, очень респектабельно выглядевшая в своем серо-желтом платье, ответила негромко, но с чувством:
— Если бы эта паскуда явилась, я бы стражу кликнула!
