Марина Колесова - В плену королевских пристрастий
— Ты действительно совсем мальчишка… глупый и наивный, — герцогиня печально покачала головой.
— Что Вы имеете в виду, Ваша Светлость?
— Неважно… ты все равно не поверишь. Пока не поверишь, — она тяжело вздохнула и отвернулась к окну.
Виктор промолчал, не посмев ее ни о чем расспрашивать.
Несколько месяцев пролетели для Виктора абсолютно незаметно. Вся его жизнь теперь напоминала ему прекрасную сказку. Он был без ума от герцогини. Она была мила, добра и обходительна со всеми. Ему нравилось в ней все, и он с удовольствием делал все для нее.
Со временем его перестали пугать визиты герцога, а пышные празднества в замке даже начали нравиться. Герцогиня столь умело определила его роль при себе, что все стали абсолютно естественно воспринимать его присутствие рядом с ней как непременное условие. Шутки и косые взгляды придворных она сумела пресечь в первый же день.
Виктор немного робел лишь, когда герцогиня уединялась с королем в кабинете библиотеки, оставляя его и герцога дожидаться их возвращения в библиотечном зале. Ни слуги, ни гости не смели заходить в библиотеку, и Виктор часами находился один на один с герцогом. Герцог обычно садился в кресло и что-то читал, а Виктор не смея ни сесть, ни тем более чем-то заняться в присутствии герцога стоял у дверей, склонив голову и не смея поднять глаз. Он долго ломал голову, чем занимаются в уединении король и герцогиня.
В первый раз ему, в голову пришли достаточно пошлые предположения, и он поразился тому, что герцог столь спокойно что-то читает, вручив свою супругу королю. В душе его росло чувство брезгливости и негодования. Но когда герцогиня с королем вышли, и он не сумел заметить ни одного изменения в роскошных одеяниях ни одного, ни другого, а так же не заметил даже легкой взволнованности в их лицах и жестах, а, бросив мимолетный взгляд в кабинет, увидел там не кровать, а стол и кресла, ему стало стыдно, что он мог так подумать о герцоге и герцогине.
Потом, наблюдая за отношениями короля и герцогини, он, пришел к выводу, что король вероятнее всего обсуждает с герцогиней государственные дела и, боясь упреков, что в решении государственных проблем участвует женщина, тщательно скрывает это, заставляя герцога создавать видимость совместных бесед о чем-то.
В любом случае короля с герцогиней связывали какие-то очень странные отношения. Странным было то, что на людях король был намного нежнее и обходительнее с герцогиней, чем наедине. Наедине король позволял себе и критику герцогини, и колкие замечания, и достаточно жесткие требования чего-либо.
Так он достаточно сурово потребовал от нее, чтобы она передала герцогу право контроля над ее родовыми владениями и перешедшими к ней владениями герцога Риттенберга. Слабые попытки герцогини возразить, что она хотела бы хотя бы, чтобы герцог советовался с ней перед тем, как вершить закон в ее владениях. Король резко оборвал ее, сказав, что это не женское дело и раз у нее есть законный супруг, то это именно его обязанность следить за порядком и наводить его.
Тем не менее, иногда было достаточно одного взгляда герцогини, чтобы король отказался от уже принятого им решения, и на публике он это всячески подчеркивал, говоря, что не может отказать своей любимой кузине ни в чем.
Странным было также то, что герцогиня порой позволяла себе обращаться к королю по имени. Хотя подобное обращение король не позволял даже родным сестре и брату. Только она могла прервать и остановить короля, когда он в пьяном угаре решал кого-то казнить, наказать или же заставлял выполнить унизительный приказ. Но и у короля был способ воздействия на нее. Иногда, не желая отказываться от задуманного, он приказывал герцогу самому разобраться с провинившимся, что тот тут же делал, или же просил "угомонить супругу". Тогда герцог со словами: "Дорогая, Вы устали, Вам нельзя так нервничать", подхватывал герцогиню на руки и уносил в ее комнаты.
Герцогу герцогиня не перечила почти никогда. Она лишь замыкалась и начинала очень холодно и отстраненно с ним общаться. Герцог с неизменной улыбкой старательно демонстрировал, что покорно сносит такое несправедливое отношение супруги, и все равно всячески старается ей угодить.
Их взаимоотношения были для Виктора еще большей загадкой, чем отношения между герцогиней и королем. С одной стороны герцог действительно старался всячески ублажить супругу. Он привозил для нее лучших портних, сапожников и ювелиров, заказывая у них самые лучшие их изделия. Лучшие кони и кареты были всегда к ее услугам. Все слуги были готовы выполнить любую ее прихоть. А с другой стороны он неизменно шел наперекор любым ее просьбам, относительно изменения заведенных им порядков, даже незначительным. Любой, кто удостаивался расположения герцогини, тут же попадал в немилость у герцога и под его жесткий контроль. Но больше всего герцога раздражали поездки герцогини в церкви или монастыри, даже если она была там во время его отсутствия в замке, а также ее благотворительные пожертвования. Только узнав о чем-то подобном, он тут же устраивал грандиозные скандалы, обвиняя герцогиню в том, что она вместо того, чтобы молиться в небольшой церкви при замке уезжает, нарочно ухудшая свое и без того далеко не прекрасное самочувствие и бестолково сорит деньгами, поддерживая тунеядцев и бездельников.
Если герцогиня молча сносила обвинения и никак не реагировала на все упреки, герцог отыгрывался на слугах замках. Наказывались все, кто попадал ему под горячую руку, чаще всего абсолютно незаслуженно. Заступничество герцогини и ее попытки доказать невиновность кого бы то ни было, могли только усугубить наказание, поэтому она старалась не вмешиваться.
Если же герцогиня осторожно пыталась оправдаться и объяснить герцогу беспочвенность его упреков, герцог спорил, кричал, бил вазы и даже ломал мебель, настаивая на своих обвинениях в недопустимости подобного поведения герцогини.
Пояснения герцогини о том, что одно ее платье или украшение стоит больше, чем она истратила, и что она готова отказаться и продать любое из них, наталкивалось на такую бурю негодования, что Виктору иногда становилось страшно. Упреки, что герцогиня ведет себя недостойно ее статуса и положения, что она хочет перед королем выставить его в качестве скупца, экономящего на собственной супруге, сыпались, словно из рога изобилия. А потом следовали угрозы, что если она посмеет продать хотя бы одну свою вещь, он обвинит покупателя в воровстве.
Заканчивалось все обычно тем, что герцогиня тихо говорила что-то вроде:
— Замечательно, милорд, я все поняла… я недостойна статуса Вашей супруги. Я только не понимаю, почему Вы это терпите? Воспользуйтесь своим правом, лишите меня возможности распоряжаться деньгами и покидать замок. Будете держать меня взаперти, и выставлять, словно разряженную куклу, перед королем во время его приездов. Вы же знаете, я не посмею перечить. В чем проблема-то?
