Дмитрий Емец - Стеклянный страж
Наконец автобус остановился и начал разгружаться. Прямо перед ними протянулась длинная трехэтажка, обстроенная сарайчиками. За сарайчиками начиналось поле, сразу за которым цепочкой выстроились домики. У крайнего так сияла новая железная крыша, что жгло глаза.
Хаврон снова позвонил Ане для уточнения, и они пошли полем, ориентируясь на этот дом. Зозо подобрала где-то влажный желтый лист и приклеила его себе на лоб. Меф давно не видел мать в таком легком, хорошем и радостном настроении. Даже папа-Буслаев это ощутил: перестал рассказывать о своих деловых успехах и шел рядом, задумчиво поглядывая на жену.
– Хорошая штука – Подмосковье! Теперь я понимаю: в Москве живет тот, на кого не хватило Подмосковья! – сказала Зозо.
– У Ани дача? – спросил Игорь Буслаев, удивляясь дикому количеству картофельных полей вокруг.
– Нет. Дом в деревне, – сказал Эдя.
– Тоже хочу дом в деревне! Когда Меф женится – я буду в нем жить! – вздохнула Зозо.
Меф пробурчал, что никогда не женится и умрет старым холостяком. К нему особенно не прислушивались. За пару лет до свадьбы все так говорят. Всех больше потрясло намерение Зозо жить в деревне.
– Фух! Жуть какая! Моя сестра превращается в собственницу! Еще немного, и ты начнешь стремительно скатываться! Покупать грабли и забывать их в коридоре! Проращивать на балконе помидоры и заморачиваться о постройке забора!
Зозо смутилась, вспомнив, что правда, дачников она всегда терпеть не могла и ругала их при всяком подходящем случае. Но, видно, оттого и терпеть не могла, что в ней самой это дремало.
– Я не могу в деревне! У меня все дела в городе! – категорично заявил папа-Буслаев. – Хотя, конечно, город тут не особо и далеко!
Эдя посмотрел на Игоря Буслаева с сомнением. Насколько он помнил, у мужа сестры всегда были не столько дела, сколько «комбинации».
– Наделал дело – и в деревню смело, – в рифму сказал Хаврон.
– Я попросил бы! – веско произнес папа-Буслаев, однако сути просьбы не уточнил.
Дафна шла полем и думала, что наконец-то у нее есть ощущение, что все так, как должно быть. И главное, внешне будто мало что изменилось, разве что Меф обрел память. Наверное, основная проблема все-таки в ней самой. В Москве в голове у нее все путалось и мельтешило. Видимо, таково уж свойство больших городов, чтобы всех взбаламучивать.
Ей непросто было привыкнуть к теперешнему Мефу. Едва она привыкла к новому, как он уже стал старым, то есть опять же новым, а тот, который на деле новый, был уже на данный момент отошедший в прошлое – старый… Мозги вкрутую! В общем, неудивительно, что все эти Мефодиусы окончательно перепутались в сознании бедной девушки, не проучившейся в Эдемской школе даже полных пятнадцати тысяч лет и фактически, по утверждению Шмыгалки, оставшейся без всякого образования. Дафна толком не могла вспомнить, что, когда и какому Мефу говорила и знает ли первый Буслаев, что знал второй.
Сейчас же в поле, шагая по накатанной грузовиками дороге и перескакивая через частые лужи, Дафна почувствовала, что Мефодий изменился в лучшую сторону. Гипс забвения пошел его личности на пользу, хотя стараниями Прасковьи и оказался снятым раньше времени. От прежней самовлюбленности удалого мачо осталась примерно половина, да и та граничила с умеренным хавронством. Если раньше Меф терял терпение и заводился на раз-два, то теперь чаще всего успевал даже сказать «три», и это был прогресс.
Страсти и дурные привычки – как платок с дыркой. Пока дырка маленькая, зашить ее просто. А вот если запустить и позволить ей разъехаться – тут уже и руки опустятся штопать. Вот и сейчас Дафна видела, что штопки в обновленном Мефе стало гораздо меньше, и ее, как главную штопальницу Мефодия Буслаева, это не могло не радовать.
«Но ему я этого не скажу! Вообще буду стараться меньше говорить, а то я вечно на болтовне прокалываюсь!» – решила она.
Конечно, важно то, что ты говоришь. Безусловно важно. Особенно если это правильные слова. Но важнее: зачем говоришь, когда и кому. Истинное намерение, тайное желание – то, что за оболочкой слова. Опять же – пока человек не готов услышать, пока в нем самом не созреет вопрос, жажда ответа, жажда действия, изменений, шага – толку все равно не будет. Когда же это произойдет – самое простое слово может запустить машину.
* * *Перед деревней был глубокий овраг, по дну которого бежал ручей. Перед оврагом, отрезая его от дороги, стояла крапивная рать в человеческий рост. Мефодий, успевший устать от своих родственников, незаметно поймал Даф за рукав.
– Делаем как всегда. Знаешь, как делают каквсегдашку? – шепнул он.
– Угу!
Стена крапивы шевельнулась, послышалось негромкое «ой!», и они скатились по осыпающемуся склону оврага.
– Нас не будут искать? – спросила Даф, стаскивая с Депресняка комбинезон. Бедняге давно хотелось полетать, да вот только где?
– Не-а, – ответил Меф. – Эде не до нас. У него эйфория. Аня нас особо не ждет. Ну а родителям тоже хочется, наверное, вдвоем побродить. Хотя мой папахен вдвоем не сможет. Он в пять минут толпу соберет.
– Плохо ты об отце! – недовольно сказала Даф. – Все эти гримасы!
Меф смутился. Он действительно пару раз не удержался и передразнил отца, когда тот смотрел в сторону.
– Он нас бросил!
– Это не меняет дела. Бросил ОН, но плохо относишься ТЫ. «Челофек, ругающий своего отца, ффинчивает шуруп в свою голофу». Какой бы отец ни был! Любимые слова Шмыгалки, – процитировала Дафна.
Мефодий с разбегу перепрыгнул через ручей. Влетел в лопухи. Прыгнул обратно, не рассчитал, увяз в топком берегу и погнался за Депресняком, который описывал круги над поляной метрах в двух над землей.
Дафна улыбнулась. Она давно заметила: как только Мефу скажешь что-то такое, чего он не может переварить, он начинает бегать. Переводит работу забуксовавшей мысли в мышечную деятельность.
Остановившись, Меф прикинул расстояние до Депресняка: нельзя ли накрыть его комом глины с берега? Оказалось, можно, но только с десятого кома. Предыдущие же девять улетели в кустарник на другой берег ручья. В кустарнике что-то недовольно завозилось, и на берег ручья вышли Ирка с Багровым. За ними, обтекая глиной, хромал подшибленный в глаз Антигон.
– Прости! Я не хотел! – спохватился Меф.
– Ничего страшного, кошмарный уродец! Зато я хотел! – успокоил его кикимор, дергая себя за бакенбарды.
Ирка с Багровым перепрыгнули ручей. Антигон же плюхнулся в него животом и позволил течению нести себя вниз, играя в утопленника.
– Как вы нас нашли? – спросила Даф.
– Валькирии могут найти все, что угодно!.. – сказала Ирка.
– Ну кроме собственных ключей… – насмешливо добавил Багров.
