Явье сердце, навья душа (СИ) - Арнелл Марго

К городу они отправились вчетвером. Иринка рассказывала Баюну про свою прошлую жизнь — простую, незатейливую. Про родителей, которые ждут ее где-то в Нави. Имя красть Морана у нее не стала — наверное делала это лишь с теми, кому было чем откупиться. Мара по обыкновению молчала, Яснорада, погрузившись в раздумья, тоже. Скачущие мысли в голове и без того создавали оглушительный шум, да такой, что голову распирало от боли.

А потом были ворота, что распахнулись, едва путники приблизились. Ни рва, ни моста — только частокол из высоких бревен. Будто тонкие осинки друг к другу приладили и этим кольцом город обернули. А внутри — терема и избушки, как две капли воды похожие на кащеградские.

Разговорчивый Баюн (его умению разговаривать в Чуди никто не удивлялся) быстро узнал, что в городе живет мудрый волхв. И если кто и хочет узнать про семью свою потерянную (тут Иринка с Яснорадой с волнением взглянули друг на друга), то им к нему, к волхву.

У кудесника были длинные седые волосы, борода — еще длинней. Баюн обмолвился, что другими волхвы не бывают.

— Традиция, — шепнул он.

Просьбе Иринки волхв совсем не удивился. Казалось, она была далеко не первой, кто пришел к нему из мертвого города, чтобы отголоски прошлого отыскать.

Пока Иринка расспрашивала про родителей, Яснорада оглядывалась по сторонам. Убранство избы было куда скромней, нежели в их с Ягой тереме. Спал волхв на выкрашенной белилами печи — там осталось забытое одеяло. Кособокий табурет с двух сторон подпирали аккуратные, ровные собратья, на столе — щербатая пустая миска. Ни трав, развешанных всюду, ни колдовских оберегов…

«Я в городе Нави, у волхва», — вдруг пронзила мысль.

О чем шепталась с ним Иринка, Яснорада не слышала. Но от кудесника исходила спокойная уверенность — без чванства и надменности, что подкупало.

Они тепло попрощались с бывшей невестой Полоза. Напутствовали друг другу: Яснорада — чтобы дорога легкой была и чтобы Иринка отыскала свою родню. Иринка — чтобы Яснорада нашла в Нави свое место.

Когда Иринка скрылась за порогом, Яснорада рассказала волхву то немногое, что о себе знала — о том, что Ягая неподалеку от Чуди ее, перемазанную в земле, нашла. Но, казалось, куда больше волхва волновало то, что с Яснорадой случилось в Нави. Она охотно рассказывала, Баюн помогал, и историям, что из кошачьих уст лились, позавидовал бы и бродячий сказитель.

— Каждый из духов навьих, говоришь, в тебе свою признавал?

Яснорада вздохнула.

— И да, и нет. Видели свою поначалу, но кровью я не вышла, — неуклюже пошутила она.

— А ну дай-ка.

И в третий раз ее руку полоснули чем-то острым. На сей раз хотя бы не ногтем.

— Немудрено, что запутались, — проронил волхв, рассматривая кончик пальца с каплей ее крови. — Хотя полевик и мог бы признать.

— Злой он был на нас, — настороженно отозвалась Яснорада. — А вот луговички и впрямь не отставали.

— Немудрено, — повторил волхв. — Родную чуяли. В крови твоей — земля.

— Значит, полевая я нечисть? — ахнула она. — Луговичка или… полуденница?

Волхв отчего-то разулыбался. От выцветших, словно часто стираное платье, глаз в разные стороны разбежались лучики морщин.

— Да куда ж тебе полуденницей быть. Нрав другой — спокойный, терпеливый, безмятежный. Истинная дочь ты матери своей. Той, что многое дает и многое прощает.

Яснорада от волнения охрипла, а потому главный вопрос задал верный Баюн:

— И кто ж она, родительница Яснорадушки, такая?

Она подалась вперед. Дышать перестала на мгновение.

— Мать Сыра Земля. Владычица всех земных просторов, источник жизни и мать всего живого. Тебя, Баюн, лес породил, лесавок и боровиков — Леший, мавок и русалок — Водяной или сама водная стихия. Но леса Нави, Лешего и Водяного, как и иных навьих созданий она, Мать Сыра Земля, породила.

Яснорада кусала губы, силясь не расплакаться. Силясь понять, как отозвались в ней слова волхва. Значит, мать свою она никогда не обнимет, как, пусть и не часто, но обнимала Ягую. Никогда не услышит от нее историй и сказаний, как слышала от Баюна. Не будет блуждать с нею по Нави, не будет вести беседы, как с кикиморой, лесавками, русалками и полевиками.

Но все они — ее сводные братья и сестры. И вся Навь и есть ее мать.

— Когда соскучишься по матери, помни — она всюду, она рядом. И, куда бы ты ни пошла — всегда сопровождает тебя, — положив лапу на ее ладонь, тихо сказал Баюн.

Яснорада с усилием кивнула. Вскинула голову, с надеждой глядя в лицо волхва.

— Но кто же я такая?

— А ты — истинное дитя Матери Сырой Земли, взращенное ею в недрах — ее утробе.

Баюн ахнул, будто что-то поняв. Прошептал ошеломленно:

— Помнишь, я говорил — сотни историй, но твоей среди них нет?

Яснорада переводила растерянный взгляд с кота на волхва. Улыбнувшись в бороду, кудесник объяснил:

— Появившись на свет, ты была вольна выбрать свой дом и свою стихию. Выбрать, чьим быть духом-покровителем, что оберегать: леса, поля или воды Нави. Полуденницей стать, лесавкой или бродницей.

— Но не успела — Ягая меня забрала, — выдавила Яснорада.

— Каждому из нас порой бывает слишком одиноко… — Волхв поморщился. Словно корил себя за то, что влез в чужие дела. — Ты должна была выбрать стихию, чтобы сила Матери Сырой Земли воплотилась в ней. Чтобы кровь твоя стала водой или древесным соком… или осталась бы землей. Но исчезли бы занозы и сучки, что прячутся у тебя под кожей, из костяшек пальцев — готовые распуститься почки, из волос — птичьи перья, с изнанки кожи — рыбья чешуя. Ты не видишь их. Я вижу. Потому ты и на людей так похожа, что навья суть в тебе спрятана. В тебе — по капле каждой из стихий, в тебе — сила Матери Сырой Земли, но рассеянная, развоплощенная.

Яснорада вдумчиво кивнула. Не вышло так, как она надеялась. Иринка найдет своих родителей, поселится в их избе… С ней такого, увы, не будет. Но правда есть правда. Родителей — маму — Яснорада тоже нашла. И себя нашла, свою сущность.

Из избы волхв вышел вместе с ними — больная девочка из Чуди ждала колдовской обряд. Вышел и замер, во все глаза глядя на стоящую в сторонке Мару. Пусть Яснорада и приглушила ее зимнюю природу, от волхва та, верно, не укрылась. Но чем дольше тянулось молчание, чем сильней вытягивалось лицо волхва, тем больше Яснорада сомневалось, что дело в сущности царевны.

— Что ты наделала, Мара? — подозревая неладное, охрипшим от волнения голосом спросила Яснорада.

Ответила не она.

— Тропу проложила морозную, — хрипло, будто неверяще, сказал волхв. — В саму Явь.

— Как вы узнали? — спросила Мара.

Интонация лишь слегка изменилась, но этого было достаточно, чтобы в статуэтке — бесчувственном когда-то камне — явственно проявилась жизнь.

— Неужели ты никогда не слышала про волхвов?

Мара скривилась — едва заметное движение мышц, однако резанувшее по глазам некой своей неправильностью.

— Зачем тебе в Явь приходить? — непонимающе нахмурилась Яснорада.

Мара долго молчала — не желала отвечать. Потом нехотя сказала:

— Я просто наблюдала за ним. За спасенным тобой гусляром.

— Зачем наблюдала? — выдавила Яснорада.

Глаза — бездонные черные омуты, лицо — гладкое фигурное стекло.

— Хотела понять, что в нем такого особенного. Что заставило тебя нарушить наказ — да еще той, кого ты матерью называла.

Для нее, вылепленной и воспитанной Мораной, подобное ослушание, верно, показалось чем-то неслыханным, необъяснимым. Внезапно подумалось: наверное, жизнь Мары была понятна и проста. Делаешь, что говорят, о прошлом и будущем не задумываешься. Но жизни такой не позавидуешь.

И сама Мара все же сбежала из дворца навстречу неизвестности. А потом и вовсе открыла тропы в чужой мир.

— Но наблюдать — мое желание. Желание Мораны было иным.

— Каким? — нахмурилась Яснорада.

— Я должна была вернуть душу Богдана Нави.

Яснорада ахнула, холодея.

— Вытянуть с Яви, через границу перенести, — продолжала царица. — Должна была. Не смогла. Пока не смогла.