akchisko_san1 - Рики Макарони и Наследники Врагов
«Уважаемый мистер Макарони! Довожу до Вашего сведения, что слушание по Вашему делу откладывается на неопределенный срок. Как только Отдел магического правопорядка ознакомится со всеми материалами дела, Вы будете своевременно извещены о месте и времени проведения слушания. За любыми разъяснениями Вы или представляющие Вас совершеннолетние маги имеют право обращаться непосредственно в отдел магического правопорядка, возглавляемый в настоящее время сэром Эрнстом Макмилланом. До тех пор, пока не вынесено решение, Министерство магии считает возможным продолжение Вашего обучения в школе чародейства и волшебства «Хогвартс» без ограничений. Искренне Ваша, Матильда Блумсберри. Отдел неправомочного использования колдовства. Министерство магии».
К этому письму прилагалось еще одно, втрое длиннее. Рики никогда прежде не видел этого почерка и поначалу даже не понял, от кого оно, хотя мог бы догадаться.
— Это миссис Чайнсби прислала. Мама моего одноклассника, помните, она еще приходила к нам, когда купила мне змею? — объяснил он, надеясь, что уж это письмо читать не придется. Миссис Чайнсби была ведьмой, и потому могла знать и сообщить ему нечто такое, что обеспокоит его родителей, мало что знающих о магических законах. Но, увы, ничего особенного там не оказалось. После тривиальных приветствий аристократическая дама сочла нужным попенять ему.
«Не стану скрывать, Ричард, мне искренне жаль, что твое упрямство позволило тебе добиться тех результатов, от которых тебя тщательно и, на мой взгляд, совершенно верно оберегали», — писала Гвенделина Чайнсби.
«Надо же, как обтекаемо. Вот ни за что не назовет меня Темным лордом», — грустно усмехнулся Рики.
«Виктор мне рассказал о том, как вы поговорили», — продолжала она. Рики скуксился — это сложно было назвать разговором: Вик настаивал, как всегда, на своем, знать не хотел, почему Рики не желает сделать так, как он считает правильным, и Темный лорд в вопросах квиддичной чести был воспринят им как элемент несущественный.
Переживания миссис Чайнсби по поводу Лорда очень сильно отличались от того, как приняла этот факт семья Рики. Невзирая на, в целом, хорошее к нему отношение, Гвенда Чайнсби оставалась типичной представительницей магической общественности, которая даже слышать спокойно не могла о возвращении Темного лорда. Она и в самом деле интересовалась его самочувствием, но исключительно ради себя и своего ближайшего окружения. Но, подобно матери Лео Нигеллуса, лучшего друга Рики, она никогда бы не усыновила его, зная всю правду.
Разумеется, Назойлик создал ему дополнительные проблемы в и семье. Приемные родители Рики, от которых он в прошлом году усердно добивался правды, не могли не волноваться, ожидая его домой. Беседа с матерью состоялась вечером того дня, когда они с Питом и миссис Дуглас вернулись из «Хогвартса».
Люси Макарони вошла в его комнату без стука, поскольку он оставил дверь настежь открытой. Рики как раз сидел на кровати, уставившись в противоположную стену, вяло удивляясь, как это все вокруг осталось неизменным. Она придвинула для себя стул, и дальше говорить пришлось в основном ей.
— Арабелла предупреждала меня. Она, должно быть, знала, что будет хуже, — убивалась мама. — Но мне казалось, ты еще мал для того, чтобы столкнуться с кошмаром. Ведь для меня это все…
Рики знал, что должен как‑то успокоить ее, но не мог заставить себя даже пошевелиться. Ему было стыдно за свое равнодушие, и в то же время, казалось, позволь он себе чувствовать, и развалит все вокруг.
— Конечно, для тебя колдовство — это чушь собачья. Для всех нормальных людей так. Ты знаешь, — сказал он, — я ведь узнал правду до того, как мне вернули память.
— И что? — настороженно спросила мама.
— Надо признать, я даже не испугался. Но потом, почувствовать себя… ИМ — это совсем другое. И все же я верю, что ты делала так, как считала правильным. Возможно, так и было. Я сейчас не могу об этом судить. И не хочу быть жестоким по отношению к тебе, — закончил он и подался назад, облокачиваясь лбом о стену.
— Но ты никому ничего плохого не сделал! — тут Люси не выдержала и, спрятав лицо в ладонях, зарыдала. Рики словно окаменел. Он не мог бы сказать, как долго это продолжалось — минуту, пять или все полчаса. Вдруг он почувствовал, что особо тонкая струна внутри него натянулась, и это мучительно больно. Вспомнив кое‑что, Рики достал из кармана мятый платок; но он знал, что мама ждет вовсе не этого. Решившись мгновенно, словно прыгал в холодную воду, он наклонился к ней, потянул ее за руку.
— Я клянусь, — он заставил себя заглянуть в заплаканные глаза матери, — что ни старая память, ни Упивающиеся смертью не сумеют разрушить нашу семью.
Он принялся вытирать ей щеки платком, который мама вскоре забрала. Тогда Рики снова откинулся назад, и было такое ощущение, как будто это простое движение вконец его обессилило. Люси же постепенно успокаивалась.
— Для меня достаточно уже того, что ты вернулся домой нормальным после того, что с тобой случилось, — сказала она.
— Что значит — нормальным? — ему казалось, что, как ни погляди, а никакой нормальности ему теперь и не приснится.
— Ну, ты разговариваешь со мной, ты — это Рики, — объяснила мама.
— Значит, все эти годы ты боялась, что я в один прекрасный день превращусь в кого попало, — вовремя почувствовав, что это звучит, как обвинение, он прикусил язык. Однако маму это, казалось, не смутило.
— Не то, чтобы боялась, но такая вероятность существовала. Арабелла, пожалуй, знала тебя лучше, — продолжала Люси Макарони. — Помнишь, она так хотела тебе все рассказать перед смертью? Но Гарри, да и других, всегда смущало то, что для нее критерием порядочности человека было его отношение к кошкам.
Тут Рики не мог не улыбнуться.
— Очень, кстати, существенный критерий, — сказал он. Он совершенно искренне так считал.
— Не спорю, — согласилась она. — Я думаю, тебе стоит делать то же самое, что и до сих пор, тогда…
Все время, пока мама говорила, Назойлик не переставал отпускать в адрес ее советов ехидные замечания. Юноше ничего не оставалось, как кивать и утверждать, что он ничем другим заниматься и не собирался. Однако, когда она ушла, он так и не сказал ей главное, что с порога повергло его в шок. Как оказалось, у Рики существовала проблема посерьезнее, чем Волдеморт в голове, и даже важнее, чем дисциплинарное слушание. Через несколько дней он окончательно убедился, что так и есть. Наедине с собой Рики мог вообще никакой проблемы не замечать, но, стоило ему увидеть собственного отца или услышать его голос, как с ним происходило нечто совершенно невыносимое. Казалось, со дна души поднимается огромная волна ненависти, на расстоянии переходящая в холодное отчуждение.
