Михаил Кликин - Два меча, два брата
– Мы пойдем дальше, – сказал Толд, задумчиво глядя в огонь очага и водя пальцем по клинку, лежащему на коленях. – Мы продолжим дело отца, как он того хотел. Мы станем лучше…
На улице был рассвет. Заиндевевшие окна теплились багрянцем – сейчас каждое из них казалось жерлом печи.
– Мы не сможем идти дальше, если останемся здесь, – сказал Эшт. – Отец хотел, чтобы мы помогали людям.
– Слишком рано, – покачал головой Толд. – Мы еще не готовы.
– Мы взяли все, что он мог нам дать, – настаивал младший брат. – Теперь нужно идти в мир, а не сидеть на одном месте.
– Здесь есть все необходимое, чтобы продолжать обучение. Мы пригласим учителей и наставников, у нас достаточно для этого денег.
– Учителя и наставники не дадут тебе больше, чем дал отец.
– Но он сам всё время у кого-то учился. Здесь!
– Если бы не мы, он вряд ли бы сидел дома.
– Сперва он осел здесь, а уж потом родились мы!
– Ты можешь меня переспорить, брат, но тебе не удастся меня переубедить.
– Я знаю твое упрямство, брат, и не надеюсь тебя переубедить, я лишь прошу – поверь мне! Ты же сам знаешь, сам чувствуешь, что мы еще многому можем научиться.
– На манекенах и игрушечном замке?! Может хватит сражаться тупыми мечами?! Не пора ли совместить учебу и благие дела? Не самое ли время продолжить ученичество в новых условиях?
– Такая учеба может стоить жизни. Что проку будет от тебя мертвого? Чему ты научишься тогда, и какие благие дела совершишь? Мы останемся и будем тренироваться!
– Мы уйдем!..
Их голоса бились о потолок, о широкую балку, на которой углем и мелом были нарисованы знаки-обереги. Братья размахивали руками, добавляя вескости своим аргументам, они хватались за головы, словно удивляясь тупости собеседника, фыркали, хмыкали, хлопали в ладоши, стучали пальцем по лбу, отдувались и вздымали очи горе.
Они поссорились, и три дня дулись друг на друга.
Потом Эшт покинул отеческое имение, а Толд возобновил свои тренировки.
* * *Лэдош-Счастливчик выжил. Лекарь Горк перетянул ему обрубок руки кожаным ремнем, срезал ошметки мяса, остановил кровь раскаленным железом, обмазал ожог дурно пахнущим снадобьем; волшебник Зой поводил руками над культей, бормоча заклинания, снял боль и успокоил сердце быстрыми холодными касаниями; знахарь Ень окурил Лэдоша едким дымом, влил ему в глотку целебный бульон, повесил на шею корень травы-многосила.
Две декады бился в горячке Лэдош Однорукий. Виделось ему, что бой с ассиэнами не кончился, чудилось, что они и мертвые поднимаются на ноги и ковыляют к благородному эру Покатому, стоящему на вершине холма. А на пути у них лишь он – Лэдош Белокожий, Лэдош-Счастливчик…
На двадцать второй день Лэдош Однорукий открыл глаза и увидел потолок, сплошь исписанный знаками-оберегами.
Мальчишка, дежуривший возле койки героя, испуганно встрепенулся и сорвался с места.
Оглушительно хлопнула дверь.
* * *Пять лет пролетели, словно месяц. Каждый новый день Толда был похож на прежние дни. Неустанно тренировался старший брат, и ничто не могло отвлечь его от занятий. С усердием оттачивал он свое мастерство, увлеченно постигал новые знания.
Из собранных отцом книг узнал он многие тайны и теперь спешил в них разобраться. Издалека приходили к нему наставники, показывали свое искусство, за большие деньги открывали маленькие секреты. Наступало время, и Толд в учебном поединке побеждал своего учителя – значит, пора было искать нового мастера.
Искусство боя ногами, искусство опережающего удара, искусство закрытого дыхания, останавливающего крика, пронзающего взгляда – все это постиг Толд, и хоть умения его пока были несовершенны, он верил, что со временем разовьет их.
Но оставалось еще многое, о чем Толд лишь читал в книгах и древних свитках: тайные умения ассиэнов, бой с закрытыми глазами, учение о жизненной энергии и ее потоках, искусство каменной кожи…
А как много книг оставались еще непрочитанными!
* * *Благородный эр Покатом опустился на одно колено перед кроватью, на которой лежал Лэдош Однорукий.
– Приветствую тебя, младший ир Лэдош, герой сражения при Алдегане.
Испуганный герой попытался подняться и вдруг обнаружил, что у него нет левой руки. Болезненный спазм сжал горло, и Лэдош захрипел.
– Не возражай! – дернул плечом эр Покатом. – Я не ошибся. Своей властью и волей я дарю тебе титул младшего ира. А так же сорок тетров плодородной земли, двадцать тетров леса, три деревни и две сотни душ крестьян.
Лэдош сплюнул коричневую мокроту на серую ткань тюфяка.
– Я освобождаю тебя от службы, – продолжал благородный эр, – но разрешаю тебе и твоим потомкам использовать оружие во благо людское и для защиты себя и своих владений.
Лэдош с трудом повернулся, посмотрел благородному эру прямо в лицо, сказал едва слышно:
– Я сам во всем виноват…
– Что, младший ир? Я не слышу… – эр Покатом наклонился к Лэдошу.
– Я стал сомневаться, верно ли поступаю… А сомневающийся солдат – уже не солдат… Я был неискренен… Я сам виноват…
– Поправляйся, младший ир, – сказал эр Покатом, решив, что Лэдош бредит. Он поднялся, выпрямился, развернул плечи, оглядел тесную комнату. – Привыкай. Теперь все будет по-другому, – громко сказал он, утвердительно кивнул и вышел.
– Все будет по-другому, – повторил Лэдош, думая о том, что и в сомнениях может таиться великая искренность.
* * *Десять лет минуло с того дня, когда Эшт покинул родной дом. Многими дорогами он прошел, не забывая о том, что следует дорогой отца – своей главной дорогой. И он надеялся, что сумел уйти достаточно далеко.
Его узнавали. О нем рассказывали были и небылицы, о нем слагали баллады. Однажды на рынке он видел лубки со своим изображением – торговец нахваливал товар, выкрикивал, что лучших оберегов от бед и нечисти не найти. Золотая литера «Э» была начертана в углу каждого лубка – точно такая, что красовалась на бархатной повязке у него на левой руке.
Его боялись и ненавидели – те, у кого была черная душа и злые помыслы, те, кого он преследовал и истреблял: убийцы, разбойники, воры, ведьмы, колдуны.
Разные люди с поклоном приходили к Эшту, просили защиты, и он никогда не отказывал. Знаменитый меч его испробовал разной крови: и горячей людской, и гнилой мертвячьей, и зеленой, текущей в жилах чудовищ. Доводилось пронзать ему и тех, в ком крови никогда не было…
* * *Недобро встретили крестьяне нового хозяина. И немало времени потребовалось Однорукому Лэдошу, чтобы расположить их к себе. Вместе с селянами выходил он на поля, как мог работал вместе со всеми, не требовал оброк, не запрещал ходить в леса, не сек розгами за провинности. Но во всем этом крестьяне видели хитрость; говорили, что, мол, добрится новый господин, притворяется хорошим до поры до времени, а дай срок – и девок к себе потащит, и баб начнет на задворках вожжами хлестать, а мужикам клейма на лбу ставить, чтоб далеко не сбежали…
