Тамара Воронина - Патруль
– И вас не спросил.
– Кто когда спрашивал солдат? – хмыкнул Мелт, вспарывая брюхо рыбине, которую он умудрился выловить в узком ручье. – Что проку разбирать сейчас, Тален? Принца нет, а ты здесь, с нами. Никто тут добровольно не служит…
– Когда принц приказал нам сдаться, мы повиновались, – очень тихо и очень ровно заговорил эльф. – Мы сложили оружие и позволили надеть на себя цепи. Мы позволили… мы позволили надеть цепи на принца. Мы стояли вокруг виселицы и позволили повесить принца. Как последнего разбойника.
– Дык разбойник и есть, – вставил Кирас. – Потому и повесили.
– Знаешь, Кирас, – сказал Витан задушевно, – это тебя вешать можно, потому что ты простолюдин и шваль подзаборная. А в Силге кровь древних королей. Твои предки еще голышом по лесам бегали, когда у эльфов была высокая культура…
– И чего? – паскудно ухмыльнулся Кирас. – Разве я спорю? Культура. Была. А мы голозадыми бегали, и они на нас внимания не обращали. Так пусть теперь обращают. Ты мне еще расскажи о величии орков с гоблинами. А я тебе в ответ расскажу, из чего орки еду готовят. И как.
Тален не шевелился и вроде даже не дышал. А потом как-то неожиданно, враз открыл глаза и согласился.
– Да. Наша древняя история ни при чем. Вас большинство, вам надо все больше жизненного пространства, потому вы уничтожаете всех, кто не хочет отдавать вам это пространство. Вы извели почти всех дриад, потому что вам нужен лес, вы повывели всех сирен и тритонов, потому что вам нужно море, вы уничтожили древнейшую расу горных гномов, потому что вам нужны руды и металлы, и плевать вам на то, что именно гномы научили вас их добывать, и плевать вам, что письменность вам дали эльфы…
– Что ему письменность, если он неграмотный, – хохотнул Мелт. – И что, Тален? Ну такие вот мы злопамятные, мелочные, жадные и плодовитые. А я вот еще одну историю знаю. О том, как Таумель, великий король эльфов, призвал страшную силу и проклял мир. И вот, – он ткнул облепленным рыбьими потрохами кинжалом в сторону Зарубежья, – ты сейчас с нами рядом стараешься удержать эту пакость с той стороны. Хотя ей тоже надобно жизненное пространство. Но ты понимаешь, что пакость эта не станет разбирать, эльф ты или человек. Просто так слопает. Так что забудь свои обиды… в историческом плане. И принц твой должен был понимать, что не за власть надо было драться, а всем сговориться, да сюда силы направить. Против общего врага. Чем он лучше наших королей? Те тоже думают отсидеться, когда нечисть из Зарубежья попрет.
Тален долго смотрел на Мелта и неожиданно согласился:
– Возможно. Возможно, ты прав. То, что рядом, всегда кажется страшнее. Все, что твое, всегда кажется больнее. Мы отдали вам Сильген, надеясь, что вы сумеете жить с нами рядом, спокойно, мирно. Мы старались, чтобы было так. А вы…
– Чего считаться? – перебил его Кирас. – Чтоб там ни было, оно прошло. И принца твоего повесили, потому как против власти пошел, значит, мятежник. Ты не думай, это для меня не ругательное слово. Это конституция факта.
– Констатация, – проворчал Витан. – Ты б лучше такие слова и не пытался говорить.
– Ты сам сказал, что я неграмотный, – очень спокойно и очень серьезно сказал верзила. – Вот и расставляю точки… где надо. Я разбойник, которого едва не повесили, Тален – мятежник, которого едва не повесили, а оба мы здесь. Я не знаю, как тебя, книгочея, в Патруль занесло, а нас с эльфом одна веревка привела. Которую на шею надевают.
Тален качнул головой.
– Меня привел приказ принца Силга. Если бы люди предложили выбор – петля или Патруль, я бы выбрал петлю. Я не хочу служить людям.
– Так служи эльфам, – предложил Тим. – Зараза оттуда угрожает вам так же, как и нам. Эльфа они сожрут с тем же аппетитом, что и человека.
– Ты не понял. Я выполню приказ принца. Вы можете на меня и на моих севернов полагаться и в бою, и в быту.
– Он хочет сказать, что людей не любит, – объяснил Мелт.
– Не люблю, – подтвердил Тален. – К тому же имею на это основания.
– Ну и не люби, – хохотнул Кирас. – Любить надо баб. Ты мне, главное, в драке спину прикрой, ежели чего, а любить не надо.
Эльф долго молчал, не сводя своих жемчужных глаз с Кирасовой небритой рожи, но в конце концов кивнул: «Прикрою», да так, что не хочешь, а поверишь. Сидевшие по обе стороны от него северны помели хвостами сухую траву и вывесили розовые языки.
Патрулирование выдалось спокойное. В общем, если совсем уж честно, так чаще всего и случалось. По ту сторону тоже не идиоты жили, умения патрульных ценили здраво и нападали редко. Задача Патруля была проста: стараться не допустить вылазок. Это было не шибко сложно: не в каждом месте границу можно пересечь, не каждым путем можно пройти. По счастью, твари не пересекали больших рек, и давным-давно люди отступили за Серебрянку, отдав врагу приличный кусок земли. Оно того стоило: теперь хватало обычных дежурств у бродов, а бродов тех – по пальцам пересчитать.
А вот твари свою часть не охраняли. Совсем.
Поначалу, только прибыв к Рубежу, Тим думал, что твари – это нечисть неразумная, но после первого же рейда, на который его подбили товарищи, мнение переменил. Твари были такие же разумные. Они там, в глубине, хлеб сеяли и овец разводили. Ходили не голыми, атаковали, не дубинами размахивая, издалека не камнями швырялись, а из луков стреляли, но не так чтоб метко.
Просто они другие. Тим их даже не ненавидел, и подозревал, что остальные, кто поумнее, тоже. Обычная граница, за которой необычный враг, и необычность его заключается не столько в облике – тритоны тоже не сильно на людей похожи, сколько в иной морали. Монстры были быстрые – куда быстрее людей, сильные – куда сильнее людей, но их все же можно убить. Надо просто стараться.
Каждый плохонький патрульный стоил пятерых обычных солдат. А так как плохонькие долго не жили, то каждый патрульный стоил десятка. Одиннадцать лет назад твари хлынули лавиной, страшно было смотреть с высоты стены на шевелящуюся равнину, окружавшую Крепость. Как отбились тогда, не вспоминалось. Никакой связной картины. Обрывки. Вот появляется над стеной клыкастая голова, длинная рука с тигриными когтями и махом сшибает Вистину голову, словно кочан капустный с лавки смахнули, и никакого оружия, просто – ударом. Кто тварь убил или обратно в ров столкнул, не всплыло. Может, и Тим, а может, кто другой. Вот выпрыгивает откуда-то невиданное чудище с неожиданно прекрасными голубыми глазами – и Тим всаживает дагу прямо в эту небесную синь. Вот огромная птица пикирует сверху, складывает крылья и оказывается почти человеком, если бывают у человека такие зубы…
