Татьяна Устименко - Лицо для Сумасшедшей принцессы
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила я.
Белый Волк поднял на меня мученический взор:
– Бывало и лучше. В хрониках часто упоминается, что все великие люди жили недолго, но шумно. Вот и мне что-то нездоровится…
Ланс гаденько хихикнул.
– А если тебя настоечкой полечить? – неосмотрительно предложила я.
Огвура передернуло:
– До смерти зарекаюсь пить что-нибудь крепче простой воды!
– Ну, дай-то Пресветлые боги, – с облегчением проворчал трактирщик, торопливо сколачивающий новую скамью.
Полуэльф скептически покосился на орка и принялся аккуратно хлебать уху.
– А Эткин где? – поинтересовалась я, придвигая к себе вторую тарелку и большой ломоть черного хлеба. Уха оказалась вкусной. Жизнь снова налаживалась.
– Их драконство в овине дрыхнут, – доверительным шепотом сообщил мне хозяин. – И упаси боги их разбудить. У меня и так уже от ихненского храпа две курицы нестись перестали, гусак заикаться начал, теленка на понос пробило, а порося…
Не говоря ни слова, я вынула еще один самоцвет и катнула его через стол по направлению к рачительному хозяину.
– А порося я вашим милостям на обед зажарю: с кашей и грибами, – как ни в чем не бывало, радушно закончил трактирщик.
Я одобрительно улыбнулась. Орк внимательно прислушался к слову «каша», посинел, позеленел, а потом резво бросился к открытому окну, прижимая ко рту ладони и издавая судорожные клокочущие звуки. Я философски хмыкнула и облизала ложку. Самое тяжелое похмелье случается от пьянящего чувства собственной безнаказанности. Вот не стану в следующий раз платить за хулиганские выходки Огвура – тогда он, искренне надеюсь, сам наконец-то прочувствует эту простую истину.
Но и после ухи, которую, правда, с аппетитом съели мы с Лансом, покуда Огвура обильно выворачивало в окно, орку не стало лучше. Добрая хозяйка кудахтала, как наседка, бурно всплескивала руками и обширным бюстом, суетилась и предлагала опробовать на совсем раскисшем тысячнике проверенные народные рецепты – один другого хлеще. Я с сомнением отмела убойную экзотику навроде мочи трехцветной кошки, толченых тараканов и сырого петушиного яйца… При упоминании о последнем средстве я вообще ничего не сказала, а просто изумленно выпучила глаза, и тут трактирщица мимоходом, как бы невзначай, посоветовала прогуляться на речку и искупаться в прохладной, еще не прогретой солнцем воде.
– А что? – гибко потянулся Ланс, с готовностью демонстрируя тонкую талию и стройные бедра, на которые и так уже с черной завистью во взоре косилась дородная хозяйка. – Это неплохой вариант. Так и представляю, как эффектно будут смотреться мои волосы в потоках прозрачной речной воды…
Огвур промычал что-то одобрительное и немного посветлел лицом.
– Решено! – махнула рукой я. – Купаться – значит, купаться.
Мы шумно вывалились во двор. Орк – нагруженный полотенцами и неразлучной секирой, Ланс – тащивший под мышкой сафьяновый сундучок с расческами, притираниями от солнечных ожогов и еще с бог знает какими, милыми его утонченному сердцу причиндалами. И я – как обычно, с верным Нурилоном за спиной. Для каких непонятных целей я поперла с собой тяжеленный волшебный меч, я пока еще не придумала, но, подчиняясь интуитивному предчувствию неведомой опасности, будто кошка скребущемуся где-то на задворках здравого рассудка, незаметно для друзей прикоснулась к рукояти клинка, проверяя – по-прежнему ли свободно он выходит из ножен.
Хозяин приврал: дракон не спал в овине по той простой причине, что элементарно не помещался целиком в ветхом дощатом сооружении, со стропил которого непрерывно сыпалась мелкая труха от поминутно сотрясавшего их заливистого храпа. От подобного забавного зрелища Огвур почти протрезвел. Голова Эткина скрывалась в проломе покореженной стены, тело распласталось внутри огороженного частоколом клочка земли, гордо именовавшегося огородом, а увенчанный кисточкой хвост красиво возлежал на крыше изрядно просевшего курятника. Я рывком распахнула кривую дверь сараюшки и резво отпрыгнула в сторону, выпуская скопившуюся внутри овина затхлую воздушную массу, густо пропитанную прокисшим послевкусием фирменного темного пива. Потом решительно шагнула через порог…
Эткин блаженно дрых, водрузив расплывшуюся в широкой ухмылке морду поверх плотно увязанных снопов, составленных из ядреных стеблей дикой конопли. Я громко присвистнула. Не пренебрегая наглядными уроками мэтра Кваруса, придворного лейб-лекаря в замке графа де Брена, я совсем не понаслышке знала о свойствах этого удивительного растения, способного одурманивать и погружать в продолжительный, крепкий и богатый видениями сон. Я решительно попинала окованным железом носком своего ботфорта по нижней планке входной двери, но дракон даже ухом не повел. Тогда я хулиганисто вытянула из пучка конопли длинный гибкий стебелек и пощекотала мирно посапывающую морду. Эткин нехотя приоткрыл правый глаз.
– Киса, ку-ку! – радостно приветствовала я пятнадцатиметрового спящего красавца.
– Кто там? – недовольно буркнул гигант.
– Кто, кто – дед Пихто! – нахально представилась я. – Своих не узнаешь?
– Рыжая, сгинь! – плаксиво попросил дракон, прикрывая лапой массивную голову. – Позавчера пили, вчера пили, сегодня опять пить придется…
– Ни-ни, – решительно запротестовала я, – хватит надираться до беспамятства каждый божий день: так и спиться недолго.
– Издеваешься, да? А опохмелиться? – страдальчески заканючил Эткин.
– Мы на речку идем купаться, хозяйка посоветовала, – жизнерадостно оповестила я. – Она клянется, что это самое лучшее лекарство от головной боли.
Дракон медленно перевернулся на спину. Со двора донеслись скрипучий звук окончательно завалившегося курятника и истошный вопль трактирщика. Я мысленно прикинула, не маловато ли драгоценных камней прихватила с собой из королевской сокровищницы Нарроны.
– Нет, – лениво начал перечислять гигант, для наглядности загибая когти на лапе, – чего-то не хочется. Вода еще холодная – раз, может, хозяйка поднесет бочку-другую пива для поправки – это два, и третье… – Он задумчиво посмотрел на меня снизу вверх: – Нехорошие вещи плывут сегодня по реке…
– Плывут по Роне? – не поняла я.
– Ага. – Дракон утомленно прикрыл слезящиеся с похмелья глаза.
– Что за выдумки?
– А сам не знаю, – расслабленно признался Эткин. – Всю ночь ужасы какие-то снились.
Я вышла из овина, задумчиво покусывая квелую горькую травинку. В реке должна, нет, просто обязана водиться многочисленная, но абсолютно банальная рыба. Плотва там, ерши, хариусы всякие. И на этом в логическом обосновании разнообразия нормальной речной фауны обычно ставится большая жирная точка. Все прочее можно запросто объяснить совокупным воздействием огромных доз низкокачественного спиртного и тяжелым, сладковатым запахом, обильно испускаемым подсыхающей коноплей.
