Гарри Поттер и эффект снов (СИ) - Ильин Виктор Владимирович

— Эй, Поттер! – прозвучал знакомый насмешливый голос. — Сыграем в игру? — спросил один из мальчишек, подбрасывая камень в руке. С намёком так подбрасывая и идя на встречу Гарри.

– Какую? – с трудом выдавил Гарри, надеясь выиграть хотя немного времени для поиска вариантов бегства

– Избей Поттера! – Сказал лидер всей шайки и бросил камень в Гарри а затем бросился следом. Все остальные «шакалы» поскакали за своим вожакам смеясь и подвывая, как гиены, они начали преследование своей традиционной добычи.

Гарри, конечно, не хотел, чтобы его снова избивали, мочили в туалете, бросали в мусорный бак или запирали в посудомойке, или ещё чего. Ему и дома хватало не таких разнообразных, но всё же «удовольствий», от которых невозможно скрыться. Потому, не раздумывая, он в мгновение ока кинулся наутёк так быстро, что его маленькие ноги почти смазывались в воздухе, с такой скоростью они мелькали. Быстро бегать и петлять Гарри умел как никто другой, он просто вынужден был этому научиться.

Вот и убегал наш герой, сверкая пятками, изо всех сил, правда, чего-то у него не слишком-то всё ладилось, и хулиганы всё время его находили. И хоть понимал он, что нужно что-то менять, придумывать, а только ничего ему в голову не лезло.

Но всё же в последний момент отчаяния Гарри догадался: он побежал в тёмный, заброшенный тоннель, который когда-то использовался для старой системы водоотведения в Литтл Уингинге. Местечко, мягко говоря, имело дурную славу, но наш герой сейчас и в пасть дракону забежал бы, не то что в забытый всеми туннель, в который даже самые смелые мальчишки боялись заходить.

Спустя пять минут, сидя в глубине туннеля и, сверкая своими зелёными глазами в темноте Гарри, слушал, как хулиганы, крича, бегают по окрестностям, заглядывают под кусты и продолжают искать его, даже не думая заходить в туннель, что многим казался пастью страшного чудовища, тем более что и выглядело сооружение соответствующе.

Огромный бетонный зев выходил из холма как распахнутая голова неведомой рыбы, а арматуры, что торчали сверху и снизу напоминали острые иглообразные зубы и будто этого мало из туннеля явственно воняло в глубине и скрипели железки а протяжный гул ветра напоминал чей-то, вой.

Вот и шарахались мальчишки и девчонки от места, рассказами про которое их с раннего детства пугали: мол, там и людоеды живут, и не туннель это вовсе, а чудище страшное, и прямой путь — это к ведьме злой, что деток варить живьём любит, и ещё многое-многое другое. Изгалялись, в общем, кто как мог, делая всё, чтобы дети не лезли в аварийное сооружение ни за какие коврижки и даже на слабо не велись.

И в вот таком страшном, реально страшном (местные жители постарались с оформлением) месте и сидел сейчас Гарри, слушая завывания ветра, скрип железа и гулкие капли воды, сливающиеся в жутковатую какофонию, и, представьте себе, не боялся. Потому что помнил того странного мужчину в броне, Джона Шепарда, которого встретил он в другом мире и с которым пережил-то ещё приключение. И на фоне этого приключения сия тёмная страшная пещера явно не котировалась, подумаешь, жутковатая, вот приключение с Джоном или хулиганы, бегающие снаружи, вот это да, ужасно, а эта темень — да тьфу и растереть. Таким было отношение нашего героя к этой ситуации.

В то время как те, кто пытался его искать, в конце концов, не устали от своей забавы и не принялись за новую. Они начали разжигать костёр недалеко от входа в туннель и делали это как будто специально, хотя, возможно, так оно и есть, выманить хотели, собаки такие. Ведь для вечно голодного Гарри от костра пахло жареными зефирками и сардельками. Вкусно, не правда ли? И Гарри тоже был согласен, что это вкусно, да только выйти даже не думал, ибо знал: не сардельки его там ждут, а издевательства. Вот и сидел наш герой сиднем да слюной давился, ибо запах был просто невероятным.

Понимал наш герой, что не может он вечно прятаться, продолжать тут сидеть, бурчал его пустой живот, рулады выходил, да так громко, что казалось, ещё немного, и хулиганы снаружи услышат, и хорошо будет, если на чудище какое подумают. Но ведь они и о нём подумать могут, не совсем же тупые, а у него сил-то убежать ныне и нет вовсе, как и идей, куда прочем. Вот и оставался Гарри всех-то и мер, что пытался отвлечься от сосущего чувства голода да пытаться не думать «о белой обезьяне» или, как в его случае, о сочных сардельках, которые так вкусно пахли, что сознание мутилось.

Пытался мальчик представить картину чудну́ю да дивную: огромный фруктовый сад, где есть все фрукты на свете, и обычные, и те, что он видел только в магазинах, да и то мельком. Сада, где все плоды невероятно вкусные, пусть и очень разные на этот самый вкус: сладкие и кислые, с горчинкой или терпкостью, вкусные как апельсин, или прекрасные и нежные, как малина...

Одним словом, забыть хотел паренёк, где он и что с ним, а вот вместе с раком, который представил, оказаться хотел, и почему-то (он сам не знал, почему) хотелось ему, чтобы в саду стоял мужчина, который Джон Шепард. И так он страстно этого желал, так яростно и истово хотел, так подробно всё представил, закрыв свои глаза, так всё он это истово желал, закрыв свои глаза, что мгновенно то ли уснул, провалился в созданный в воображении своём мир. Провалился и из настоящего мира исчез: вот Гарри был, а вот его нет, вообще нет. Ни обуви, ни одежды, ни даже рюкзака, вообще ничего от мальчика не осталось, будто и не прятался он только что в туннеле, глотая пыль и вдыхая смрад нечистот.

Гарри даже глаза, казалось, не открывал, просто моргнул, и вот он уже в месте другом и ни разу ему не знакомом. Мир вокруг был красив, но явно чужд, вроде и сад, который он себе представлял, а присмотришься внимательней, так вот ни разу, да и не нужно, пожалуй, было внимательно смотреть.

Отличия сами в глаза бросались, не представлял, например, Гарри в своём саду цветов пышных в клумбах красивых, столбов и фонарей с подвесными горшками он тоже представить не мог, просто не видел таких никогда, а уж главный объект, так сказать, пейзажа и присниться ему не мог, а вот что мог, так это поразить воображение и заставить замереть от восторга!

Ибо посреди этого воистину огромного сада стоял внушающих размеров и красоты особняк, такой, каких Гарри не видел и на картинках в немногих книгах, до которых ранее сумел добраться. Но будто этого мало, запах костра никуда не делся, его запах вместе с запахом жареного мяса чувствовался даже острее, чем обычно, видать, потому что затхлый туннель больше не забивал обоняние своими «ароматами».

Очень вкусно пахло даже не костром, а, скорее, грилем или мангалом, хоть Гарри и не мог различить нюансы, для него всё было едино, ведь пахло едой и манило голодного ребёнка дальше вглубь садов. А тот и не думал сопротивляться зову собственного желудка и с удовольствием шёл исходя из простой логики: хуже, чем у Дурслей или у Хулиганов, быть не может, потому что просто не может быть, и всё тут!

К тому же, может, костёр вовсе и не они разожгли, а кто-то другой, а раз так, то, может, этот кто-то ещё будет добр и поделится? Ведь ему не нужно много, всего лишь кусочек еды.

Гарри обошёл дом и подошёл ближе к беседке, за которой весело пировали люди. Хоть это, наверное, и не совсем верное слово, скорее, они гуляли во всю мощь. Гарри медленно подходил всё ближе и ближе, и с каждым его шагом бессвязный хор голосов обретал всё больше смысла и детализации. Они явно кого-то чествовали и поздравляли. К огромному удивлению Гарри, главным героем праздника явно был уже знакомый ему мужчина, Джон Шеппард.

Вокруг него с бокалами шампанского стояли и сидели мужчины и женщины, сам Шепард сидел в кресле, которое было явно чуждым элементом в беседке: огромное и массивное, из чёрного дерева да с бархатной набивкой, оно явно диссонировало с воздушными конструкциями летней веранды, которая вся состояла из кружев, металла, пластика и стекла.

Джон развалился в этом кресле как король и смачно откусил кусок от только что принесённого Порции жаркого, и для Гарри этот вид стал последней каплей. Не в силах больше контролировать себя, он прибавил ходу, сильно прибавил, почти побежал к этой компании неизвестных взрослых людей в надежде хоть на какой-то кусочек еды, хотя бы хлеба с водой.