Елена Лобанова - Предел
— Давайте спать, а утром… а утром Создатель быть может и пошлет нам светлую мысль!
— Ага! Лучше темную. — Даэрос не мог отбросить задачу, особенно, если задача сопротивлялась решению. — И, кстати, Нэрьо, лучше надеяться на себя, а не на Создателя…
Тишину ночи прорезал дикий рев животного. Пусть и достаточно далекий, но вполне годный для традиционного завершения вечера в компании двух эльфов. Пелли все-таки отправилась в очередной обморок, привычно уйдя этим путем от слишком сильных переживаний.
— Нэрьо, потормоши её. Я же говорил, что я что-то слышал!
— Ничего себе «что-то»! Такое невозможно не услышать! Что это за тварь такая? А у нас тут из защиты — одни кусты!
— Спокойно! Я до этого слышал… как будто копыта… так переступают кони, когда идут спокойным шагом!
— Но это не конский «голос». Те, в плащах? Догоняют? — Нэрнис вспомнил страшные сказки про оборотней, оставил Пелли в покое и метнулся к телеге.
На лезвии меча отражались красные сполохи догорающего костра. Аль Арвиль повернулся в сторону кустов, готовый встретить противников.
— Нэрьо! — Даэрос вальяжно развалился на плаще, опершись на руку — Ты, конечно, мнишь себя защитником обморочных дев… но знаешь на кого ты сейчас похож?
Нэрнис удивленно смотрел на своего Полутемного брата, который и не думал готовиться к схватке.
— Ты похож на оборванца, которому посчастливилось украсть меч у эльфа… И этот оборванец только что убил… ну, ладно, надругался над девой. Вот, лежит дева, видишь?
— Даэрос! Ты что? Да как ты…!?
— Спокойно! Убери меч. Никто нас не догоняет. Во-первых, конь один. Ты собрался убить коня? Он или болен или ранен. Ты слышал, как ревут умирающие животные?! Я бы, конечно, решил, что это ревет умирающая корова, но коровам тут делать нечего. А наши «последователи» в плащах сейчас сидят у костра в двадцати сатрах позади нас. Телеги у них груженые, а кони — не железные. Спрячь меч! Я так уж и быть, посмотрю, что это за скотина так мучается. Тем более, что она явно к нам приближается. — Даэрос поднялся и пошел выдергивать импровизированную ограду.
— Даэр, а вдруг она бешеная? Бешеная корова?! А!? Давай я с тобой пойду!
— Нет! Если я паду в схватке с бешеной коровой, то ты защитишь Пелли! — Судя по тону, погибать в схватке, Даэрос точно не собирался. — И посмотри на Крысака. Видишь? Он спокойно жует траву и только иногда прядет ушами. Прислушивается. Так что это — какая-то домашняя скотина. В любом случае, у нас будет мясо.
Закончив с проходом, Полутемный достал из сапога нож и исчез в темноте. Нэрнис даже не успел ему сказать, что он при этом был похож на кровожадного разбойника, и любая порядочная скотина должна умереть только от одного вида бородатого «Сорэада» с ножом.
Голова у Пелли еще слегка кружилась. Но все-таки, было замечательно очнуться в таких заботливых руках и выслушать обнадеживающие новости. Конечно, Даэрос сейчас найдет эту «живность» и убьет. На этот счет никто не сомневался. «Этот» кого хочешь убьет. А его убить очень сложно. Он прыгает здорово. Ага. Так что часть веток «ограды» вполне можно сжечь. Кого им тут бояться?
Костер весело трещал, пожирая чахлый кустарник. Нэрнис развлекал Пелли болтовней. В его понимании. Пелли открыв рот, слушала про последний весенний бал, даже не пытаясь вникнуть во все эти имена родственников и тонкие шутки далекого Озерного края. Она просто ориентировалась на фразу «нет, ну представляешь!?» и восхищенно, совершенно искренне, вставляла реплику «не может быть!». Так что Даэросу было отчего сердиться. Токуют! Глухари!
— О! Голубки! Воркуют! Пол-ограды спалили, сидят как дома! Помогайте! Нэрьо, нарежь веток, потом загороди проход! Тут шакалы водятся, а у нас — остатки кур. Хочешь, чтобы Крысак заметался среди ночи и прошелся по тебе галопом?! Он только с виду такой смирный, а такие смирные, если испугаются, очень быстро бегать умеют. — Все это Даэрос сообщал, заводя в их укрытие лошака.
На спине измученного животного лежал, уткнувшись носом в гриву, всадник. Руки путешественника были привязаны к поводьям, и несчастная скотина не могла толком поднять голову. Сам всадник был невысок, могуч и широкоплеч, и, похоже, почти мертв.
— Ну, вот вам и гном в нашу компанию! — нерадостно сообщил Даэрос. — Сейчас отвяжу его, и попробуем этого чудака раздеть.
Отчего гном — чудак, никто не стал спрашивать. Во-первых — верхом! Секира — в ременной петле висит у седла. И даже Пелли, не раз имевшая дело с латунными тазами для умывания, не могла не удивиться «наряду» незадачливого путешественника. Поводья лошака были обвязаны вокруг латунных же наручей, которые скорее напоминали две трубы. Воинственный седок не захотел ограничиться ремешками на внутренней стороне рук и обрядился в нечто, напоминавшее часть полного рыцарского доспеха. Как если бы рыцарю отрубили руки по локоть. То же можно было сказать и о поножах и о кирасе. Несмотря на пыль, покрывавшую этот нелепый «доспех», гномий полу-рыцарь сиял… Это ж сколько тазов пошло на все великолепие? Шлем… Шлем был самый что ни на есть «ведерный». То есть когда-то он был весьма вместительным ведерком для льда. Даже приклепанные «уши» под ручку остались на месте. Только теперь служили проушинами для кожаного ремешка, который и не позволил этому украшению упасть с головы обессилившего всадника.
Даэрос помучившись с поводьями, просто перерезал их. Надо же — у гнома хватило ума привязать себя. И — крепко! Лошак стоял спокойно и явно не чаял поскорее освободиться от тяжкого груза:
— Н-да, в таком наряде по степи… Заблудился и сварился. Молодой, наверное. Не удивлюсь, если он отправился воевать со сказочным драконом… Что за….?! — Даэрос замолчал пораженный. Пелли ойкнула. Нэрнис онемел. — Н-ну, помогайте… её стащить вниз. Ронять дев, даже в доспехе — нехорошо как-то. Нэрьо, проблема воды назрела. Чуй, давай, воду! Только не глубоко. И давай сюда наши запасы.
Причиной всеобщего удивления явилась передняя часть кирасы. Когда Даэрос попытался откинуть всадника назад, стало ясно, что не только поводья, поддерживавшие руки, не давали седоку свалиться. Два могучих сияющих латунных «холма» грудей вполне надежно не давали полумертвой девице съехать набок. Получалось, что она «сидела» на своем лошаке двумя местами сразу, а не одним, как положено.
Когда было ликвидировано «ведро» и подшлемник, изумленным взорам всей троицы предстало бледное, мятое, с отпечатками этого самого подшлемника лицо вполне человеческой и даже красивой девы. На вид ей можно было дать лет двадцать. Хотя… с учетом могучей комплекции, можно было предположить, что двадцати-то ей как раз и не было. Рыжие толстые косы были уложены на темени и так примяты «ведром», что создавалось впечатление: у нее на голове поселился призрак нелепого шлема.
