Джон Гримвуд - Падший клинок
— Итак, вы нашли его?
— Да, госпожа моя.
Герцогиня Алекса поставила свой чай и отодвинула крошечную фарфоровую чашечку подальше. Потом откинулась назад:
— Мне не понравятся твои слова, не так ли?
— Мы его упустили.
— И ради этого ты меня разбудил? — весело спросила она, будто потрясение стражника и возмущение фрейлины, вызванное появлением Атило, были изящной шуткой.
— Дело в природе нашего упущения.
— Природа упущения, — она улыбнулась. — Тебе следовало бы стать поэтом. Говорят, Магриб — страна поэтов, фонтанов и дворцов, высоких гор и пышных апельсиновых рощ…
— Нищих, — продолжил Атило, — и хвастунов, братьев, которые на людях обнимают друг друга, а втайне ненавидят. Все как и везде. Но, — он поколебался, — эта страна прекраснее многих.
— Зачем же ты ушел?
— У меня не было выбора, — Атило ожидал ее кивка, но понял — она не знает его истории. — Я всегда считал…
— Мой муж отличался скрытностью. Иногда я подозреваю, что никто в его Совете не знал всего. Он сам так устроил дела.
Похоже, обсуждение побега мальчишки временно отложено. Алекса немногое делает по случаю. Значит, на то есть причины. Ей нужно расстроить планы деверя и защитить сына. Во многих случаях это одно и то же. Ей нужно усилить собственное влияние, привязать Атило к своему лагерю, в качестве ответа на решение Родриго поддержать регента. Тяжелый удар: капитан Доганы, хоть и теоретически, контролирует денежные потоки, поступающие в Венецию. Очевидно, Атило уже на стороне герцогини, ведь она выдвинула его кандидатуру в Совет. Так или иначе, все сводится к одному. Алекса перевернет небо и землю ради молодого герцога, раз он не может защищаться сам.
— Что же заставило тебя покинуть родину?
Атило принял предложенную чашечку и пригубил напиток из заваренных листьев. Герцогиня пила этот настой по нескольку раз в день. Тончайший фарфор просвечивал насквозь. Часть ее приданого. Как и первый ящик черного чая. Когда ящик наполовину опустел, Марко III послал за новым.
Герцогиня Алекса плакала от умиления добротой мужа. Во всяком случае, так говорили.
— Ну же! Неудачный роман? Азартные игры? Желание исследовать мир? Или властная жена?..
Атило сдался и осторожно поставил чашку на столик.
— Это венецианские причины, — пренебрежительно ответил он.
— Тогда вопросы чести?
Атило улыбнулся. Герцогиня, не произнося вслух, признавала: чужеземцы считают Венецию городом, лишенным морали. Однако приходится выбирать — быть образцом морали или богатейшим городом Средиземного моря.
— Мой отец женился повторно.
— И ты ненавидел мачеху?
— Мне нравилась первая. Но я не доверял второй.
— Второй?
— Первая умерла вскоре после того, как вторая стала ее фрейлиной. Мы жили в блистательном убожестве, пока мой отец разыскивал в небесах новые звезды. Эмиры приходили, чтобы узнать свое будущее. Принцы посылали дары из франкских земель. Лучше бы они отправляли нам еду.
— Он был ученым?
— Собирателем знаний. Возможно, это одно и то же.
Герцогиня кивнула. Пламя свечей сглаживало очертания ее халата. Ночной ветер играл им, но лицо Алексы скрывала вуаль. Атило догадывался о ее мыслях исключительно по языку тела. Вот она чуть склонила голову набок, значит, внимательно слушает.
— Ты испугался?
Атило задумался.
— Да, — наконец признал он. — Мне было тринадцать. Озлобленный, непослушный ребенок. Моему сводному брату — одиннадцать. Вскоре после того, как она стала моей новой мачехой, в зернохранилище начали дохнуть крысы. Потом — кошки. За ними — мой охотничий пес. В ту зиму я заболел, и она настояла, что будет ухаживать за мной. Я понял — пришло время бежать. Выполз из кровати и до наступления ночи прятался в водоводе.
— Яд, жестокость, предательство. По мне, вполне венецианский набор.
— Наверное, вы правы.
— Так почему же ты разбудил меня?
— Вы приказали сообщить, если удастся схватить убийцу патриарха.
Алекса внезапно напряглась. Почувствовала недосказанное?
— Но ты не схватил его.
— Нет, госпожа моя. Я оплошал.
— Ах… — герцогиня хлопнула в ладоши, вызывая девушку с серебряным кувшином кипятка и прогретым железным чайником. Атило наблюдал, как герцогиня насыпает в чайник листья и заливает их водой.
— Тебе не нравится мой чай?
— Я пил его раз пять, и всегда в вашем обществе. Уверен, однажды я смогу его оценить.
— Принеси господину Атило вина.
Атило с признательностью кивнул.
— Итак, — сказала она, когда служанка ушла. — Меня интересует, как он сбежал.
— Госпожа…
— Атило, я тебя знаю. Большинство людей скрывают свои промахи. Ты поднял меня с постели ради сообщения о своей неудаче. Мне следовало бы рассердиться. Но что-то подсказывает мне — ты считаешь его побег важнее своей оплошности. Я права?
— Как всегда, госпожа моя.
— Не пытайся льстить, — резко ответила она, атмосфера в комнате стала заметно напряженней.
— Хорошо, — безыскусно ответил Атило. — Но мне нужен ваш совет.
— Какой?
— Кем легче управлять? Ангелом, упавшим на землю? Или демоном, сбежавшим из ада? Этот парень — не человек.
— Кригсхунд?
— Не кригсхунд и не ночной ходок, — покачал головой Атило. Он допил вино и откинулся на спинку стула, ощущая бремя каждого года из прожитых лет. — Госпожа моя, кто же он?
Чашечка замерла у губ герцогини. Алекса обдумывала свой ответ так же тщательно, как Атило обдумывал свой.
— Почему ты спрашиваешь меня?
— У капитана Родриго из Доганы ди Мар, — Атило, извиняясь, пожал плечами, — есть сержант-полумонгол. Он был с нами, когда то существо убегало. Он пустил стрелу…
— И она чудесным образом упала на землю?
— Нет, госпожа моя. Существо поймало стрелу в воздухе и метнуло ее обратно.
— А сержант?
— Стрела ударила в грудь. Он бы погиб, но его спасла туника из вареной кожи с роговыми пластинами.
— У отца была такая, — задумчиво сказала герцогиня. — Он сделал еще одну для моего брата. Хотя к тому времени повсеместно пользовались клепаными кольчугами. Тунику и композитный лук. А какой у него лук?
Атило описал оружие Темучина.
— Он самый, — подтвердила она. — Итак, это существо поймало стрелу и бросило ее с такой силой, что стрела расколола роговую пластину? Пластина ведь раскололась?
— Да, госпожа моя.
— Расскажи мне еще… Нет, — она сердито покачала головой. — Расскажи мне все. Особенно подробности, которые кажутся несущественными.
