Серж Неграш - Талисман
— Эльбер, я не закончил разговор с тобой, — проговорил Таймацу вроде бы совершенно спокойно, но в его тоне угадывались нотки недовольства. — Я ждал тебя.
— С чего ты взял, что я вернусь?
— Догадался. Я наблюдал за тобой давно, еще с тех пор, когда ты сражался на арене.
— Как?.. Я-то считал, что ты…
— Ты постоянно спрашиваешь, перебиваешь, слушаешь только самого себя и разговариваешь так много, что мне хочется снова заткнуть тебе рот. Ты как болтливая обезьяна, — с легким раздражением заметил Таймацу.
— Извини, — смиренно ответил Белый Воин, не имевший ни малейшего желания оспаривать превосходство собеседника.
— Я увидел, что ты отличаешься от других гладиаторов. То, как ты проводил бой, напоминало танец. Мне это нравилось. У тебя природный дар сражаться, чувство меры и вкус. Ты слышал музыку боя… Тебе свойственно умение видеть мир во всей полноте и относиться к себе, как к частице этого мира, логичной и необходимой. Редчайший талант, призвание, но интереснее всего было то, что ты сам не имел понятия о своих способностях. Но в по-настоящему выдающегося бойца тебя превращали еще два удивительных качества — спокойствие и искренняя доброжелательность, да, именно доброе отношение к миру и людям. Тебя не ослепляла ярость… я любовался тобой.
Пока мудрец с Радужных Островов говорил, Эльбер совершенно извелся. Ему хотелось задать новый вопрос, однако Таймацу, все замечая, не позволил ему этого.
— Откроешь рот не раньше, чем я закончу. Последний твой бой стал для тебя роковым потому, что в тебе сломалось нечто важное. На арену вышел не ты прежний, но озлобленный и растерянный человек, и человек этот был обречен с самого начала. Он не видел и не понимал своего противника, потому что перестал понимать самого себя, утратил чувство гармонии, а вместе с нею — точность удара, безошибочность движений. Я с самого начала знал, чем все закончится. Мне стало жаль тебя так же, как бывает больно смотреть на сломанный стебель прекрасного цветка, и потому я последовал за тобой в Англию, дабы сложить заново твои кости и собрать осколки души. Это была трудная работа, ты с невероятным упорством противился мне… Твое тело выглядело не так уж плохо, зато все остальное казалось безнадежным. Дух бойца почти покинул тебя. Но спустя месяцы многое вернулось. Увы, мне пришлось отложить собственные планы, касающиеся тебя — человека, которого я жаждал принять в ученики. Я отпустил тебя, позволил уйти надолго, на годы. А теперь ты пришел назад, и я рад тебе. Ну, так что ты же хочешь мне сказать теперь, Эльбер?
— Таймацу, то ты говоришь, что я вообще не боец, то хвалишь мои якобы необыкновенные способности…
— Хорошая глина — далеко еще не кувшин. Прекрасный кусок мрамора — не скульптура. Ты всего лишь материал, но такой, с которым можно работать. Никакого противоречия в моих словах нет.
— А что скажешь обо мне? — не вытерпела Ника. — Прости, что вмешиваюсь, но мне интересно узнать твое мнение…
— Ты — уже ограненный бриллиант. Переделывать то, что сделал другой мастер, я не стану. Но кое-что показать могу.
— Но я обнаружила все твои ловушки, а ты за это меня едва не прикончил!
— Не за это. И ты, кстати, нашла далеко не все, не обольщайся. Но ты так явно лопалась от гордости, что мне захотелось тебя слегка проучить. Если Эльбер сомневается в себе слишком часто, то ты, наоборот, излишне самоуверенна. Вам обоим и в голову не приходило, что в прошедшую ночь возле дома крутилось по меньшей мере двое неизвестных мне людей, и не думаю, чтобы их интересовал я.
— Тогда кто же? Мы? — удивилась девушка.
— В первую очередь — ты, — уточнил Таймацу. — А еще вернее — та вещь, которую ты хранишь у себя. Я же всего лишь ясно показал вам, что если игра станет смертельной, вы не сумеете себя защитить.
— До сих пор я как-то обходилась собственными убогими силами! — раздраженно прищурилась Ника. — Не раз и не два я была на грани жизни и смерти! И я не погибла!
— Ты — сама по себе.
«Что он под этим подразумевает?..» — девушка все еще не могла понять, что же представляет собой ее новый знакомый.
— Я знаю, ты — друг, Таймацу, — сказала она, наконец, — ты почему-то с нами. Но методы у тебя… как бы это сказать… весьма необычные…
— Жестокие, как сама жизнь, — уточнил он. — Ничего. Меня учили еще более сурово, и я благодарен за это. А мои знания и сила вам понадобятся, и очень скоро. Я не допущу, чтобы имеющаяся у тебя бесценная вещь попала в нечистые руки.
«Откуда уроженец Радужных Островов прослышал о талисмане Сына Света?..» — насторожилась девушка.
— На поиски этого талисмана отправлялись и мои соотечественники, — сказал Таймацу. — Посвященные говорят о нем, как и о Черте Миров, которая пролегает…
— В Египте, в Каире, — воскликнула Ника, не дослушав.
— Ничего подобного! Она — повсюду, пересечь ее возможно где угодно, — покачал головой мудрец. — Но не каждый на это способен. Единый бог — единый народ…
Эти слова прозвучали точно пароль.
— Ты ведаешь о Сыне Света и его мечте…
— За эту мечту и веру я лишился своей родины и стал изгнанником, скитающимся по земле, — очень тихо проговорил островитянин. — В стране, где верят в трех тысяч тридцати трех богов, мне не нашлось места, потому что я полагал: все они — суть проявления одного-единственного. А ведь это так просто! Вот взять хотя бы тебя, Эльбер. Я вижу перед собой одного человека. А ты — и боец, и актер, друг для одних и беспощадный враг для других, отец для своих детей, но сын своего отца, много зим назад ты был ребенком, пройдут годы — станешь стариком, если доживешь до преклонных лет, конечно. Но это не значит, будто в тебе — множество разных людей!
— Правильно, — согласилась Ника. Рассуждения Таймацу ее поразили, с ними трудно было не согласиться. — Кто учил тебя?
— Здравый смысл, — пожал плечами мудрец, — то единственное, на что можно полагаться. Так же и бог. Он просто по-разному проявляет себя, отражаясь в душах людей, точно в зеркалах. Каково зеркало, таково и отражение. Кто-то видит жестокое чудовище, иной — зверя либо птицу, но только очень немногим открывается милосердный лик божества.
— Каково зеркало, таково и отражение, — задумчиво повторила девушка. — А какому богу ты сам поклоняешься? Кому посвятил алтарь?
— Фудо-Мёо, — ответил Таймацу, — это проявление Единого считается богом мудрости и защиты. И он вполне реально меня защищает, скрывая потайной лаз.
9. Пламя свечи на ветру
Таймацу не любил рассказывать о себе, хотя поведать мог о многом.
Он был сыном знатного вельможи при императорском дворе на острове Садапугу, но с трехлетнего возраста воспитывался не в доме отца, а при маленьком монастыре. Так распорядились звезды: астрологи предсказали, что мальчик с поэтичным именем Осенняя Луна призван стать одним из Призраков, или Ночных Демонов, незаменимых для военной разведки, тайной внутренней стражи острова или в охране самого Императора. Таймацу оправдывал их надежды. Он был хорошим учеником, выносливым, сильным, смелым и умным, гибким и ловким, как обезьяна, и с ранних лет выполнял сложные и опасные задания, наравне с куда более взрослыми послушниками. Его ожидало большое будущее.
