Теренс Уайт - Хозяин
— Что же в нем было такого уж хитроумного?
— Он умел выбрать оружие, хотя и не знал, как с ним обращаться.
— О каком оружии вы говорите?
Китаец учтиво повел рукой (снова украсившейся накладными ногтями) — и указал ею на Никки.
— Я отказываюсь, — в третий или четвертый раз повторил мистер Фринтон, — использовать в качестве орудия детей.
— Других орудий в нашем распоряжении не имеется.
— Это невозможно.
— В таком случае, невозможно и осуществление нашей затеи.
— Даже помимо соображений морали, эта идея дика с… с практической точки зрения. Вы можете вообразить спускающего курок двенадцатилетнего мальчика?
— Дети способны гораздо на большее, чем вам представляется.
— Он и из пистолета-то никогда не стрелял. Тебе приходилось стрелять? Да любой, кому удается с десяти футов попасть во чтонибудь из пистолета, — это уже без малого Буффало Билл. Или вы полагаете, что у школьника хватит выдержки подкрасться к Хозяину сзади и выстрелить в упор, когда целым отрядам анархистов никак не удается ухлопать какого-нибудь эрцгерцога? Если он воспользуется моим револьвером, он целых полминуты провозится, пытаясь обеими руками спустить курок, и в конце концов пальнет либо в воздух, либо в себя самого, а то и просто забудет снять его с предохранителя… И откуда он духу-то наберется? Дети для подобных дел не годятся.
— Ваши представления о детях делают вам честь, мистер Фринтон.
— Пусть даже он единственный, чьи намерения невозможно предугадать, он все равно выдаст себя, едва начав действовать. И с чего вы взяли, что Хозяин так и простоит для его удобства спиной к нему целых полминуты, пока он будет возиться с оружием, даже если у него хватит смелости решиться на это, — а обернется Хозяин, что тогда?
— Доктор Мак-Турк ни о каких пистолетах и не помышлял.
Но майор авиации не слушал.
— Ты бы смог это сделать, а, Никки? Представь себе, как это выглядит на практике. Да нет, это все равно, что просить сыграть в теннис человека, в жизни не видевшего ракетки.
— Если вы скажете мне, чтобы я это сделал, — медленно, храбро и совершенно осознанно ответил своему герою мальчик, — я, пожалуй, попробую.
— Пф!
Мистер Бленкинсоп терпеливо осведомился:
— Вы уже покончили с огнестрельным оружием?
— И что с того?
— Доктор подумывал относительно яда.
— Вот и отравите его сами.
— Любой из нас, оказавшись вблизи Хозяина, попадает в сферу его сознания. Мастер Николас — единственный подход к нему, какой у нас есть.
— Нельзя же травить людей.
— Это ваша точка зрения или констатация факта?
— Мы все-таки не Борджиа.
— Лично мне культура Ренессанса кажется во многом превосходящей культуру нашего столетия, — но давайте не будем углубляться в дискуссию на исторические темы. Множество людей было отравлено, многих травят прямо сейчас, и еще многим предстоит умереть от отравы. И насколько мне известно, бандиты, стоявшие у власти во время последней войны, после проведенных с большим размахом исследований, выбрали для себя синильную кислоту и приняли ее по собственной воле.
— Яд всегда достается не тому, для кого он был предназначен.
— К виски, которое пьет Хозяин, никто никогда не притрагивается.
— И потом, где вы возьмете яд?
— После того, как мы лишились Доктора, я, поскольку мои мысли двигались в том же направлении, что и его, полюбопытствовал, что именно стоит на полках в его операционной. К сожалению, та же идея посетила, видимо, и Хозяина. Там не осталось ничего более сильного, чем таблетки от несварения желудка.
— Вот видите.
— Существует, однако же, вертолет.
— Мне потребуется рецепт или предписание. И придется еще расписываться в регистрационной книге.
— Я по образованию врач.
— Да не стану я покупать цианистый калий, чтобы заставить ребенка сделать то, что нужно мне. Нам неизвестно даже, готов ли Никки на это. Ты как?
— Как-то не очень.
— Он не увяз во всем этом, как мы с вами. Ситуация совершенно не детская. Ему она непонятна. Это просто нечестно.
— Нечестно? — выдохнул мистер Бленкинсоп.
— Кроме того, мы не знаем, сколько времени понадобится Хозяину, чтобы подобраться к сознанию Никки.
— Тем больше причин поторопиться.
— В конечном итоге, все сводится к тому, что вы вкрались в доверие детей и в мое тоже, чтобы получить яд, которого вам без меня не добыть, и скормить его Хозяину, чего вы без них сделать не можете.
— Вполне справедливо.
Джуди сказала:
— Есть же еще человек со свободным сознанием, не один только Никки.
Китаец мгновенно перевел взгляд на нее:
— Он этого делать на станет.
Глава двадцать четвертая
Пинки
На следующее утро, обнимаясь с Шутькой в постели, что дома строжайшим образом запрещалось, Джуди сказала:
— Когда доходит до настоящего убийства, все выглядит совсем подругому.
— Да.
— Одно дело стоять на доске, а другое — прыгнуть с нее в воду.
— Да.
— Ты смог бы убить его, Никки?
Никки надолго задумался и в конце концов ответил:
— Нет.
И, поясняя, добавил:
— Я бы все только испортил. Кроме того, я просто не могу.
— А мистер Фринтон собирался.
— Собирался.
— Я думаю, убивать тех, кто сам норовит убить тебя, легче.
— Может быть, это даже и весело.
— Никки!
— Да нет, в воздушном бою или еще где. Но не ядом и не того, кто тебя пальцем не тронул. И вообще, я боюсь.
— И потом, доктора Мак-Турка он, как-никак, убил.
— Убил.
— От этого еще страшнее становится.
— Да.
— Все вообще по-другому, когда доходит до настоящего.
— Джуди, главное не в том, что боишься, а в том, что просто не можешь этого сделать и все. Это сильнее испуга.
— А вчера ты все же сказал, что смог бы.
Он помолчал и ответил, — с трудом, тоном взрослого человека:
— Откуда человеку знать, на что он окажется способен, когда подопрет?
— Но почему бы Пинки не сделать этого? И почему мистер Бленкинсоп решил, что он не захочет?
— Про это никто ничего не говорил.
— Кто-нибудь просил его об этом?
— Хватит вопросов, Джуди. Где наши штаны?
— Мистер Фринтон про них забыл.
— Я про другие, которые ты собиралась чинить.
Джуди была девочка добрая и понимала, что брату не по себе. Поэтому она смиренно ответила:
— Я спрошу у Пинки, может, он их видел.
— А почему бы нам самим не попросить Пинки? Ну, то-есть, чтобы он его убил.
— Мистер Фринтон страшно рассердился из-за того, что мы сами разговаривали с Китайцем.
— Ничего он не рассердился.
— Еще как рассердился, только не стал этого показывать.
