Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ
после снимков разбитой витрины гастронома Матильды, не думаю, что
вечер в домике был бы хорошей идеей. Было бы неплохо считать, что
случай с теми папарацци, заставит остальных отступить, но скорее
наоборот, это привлечет к нам еще больше внимания. Как ни
парадоксально, но скорее все именно так и будет.
В автомобиле зазвонил телефон. Дойл вздрогнул, а я ответила в
микрофон:
— Привет.
— Мерри, вы далеко от домика? — спросил Рис.
— Почти приехали, — сказала я.
Он хихикнул, и этот звук в блютузе отдавал железом.
— Хорошо, наш повар начинает нервничать, что еда остынет до вашего
приезда.
— Гален? — Я сделала это вопросом.
— Да, он ничего не вытаскивает из печи, но волнуется, что это испортиться
до вашего появления. Баринтус сказал, что ты звонила поделиться чем-то
тревожным. У тебя все в порядке?
— Прекрасно, но я устала, — сказала я.
Дойл сказал громко:
— Мы уже на повороте.
— Блютуз работает только для водителя, — сказала я уже не в первый раз.
Дойл сказал:
— Почему это не работает для всех на переднем сиденье?
— Мерри, что ты сказала? — Переспросил Рис.
— Я говорила Дойлу. — И уже тише сказала Дойлу, — я не знаю.
— Что ты не знаешь? — Спросил Рис.
— Жаль, до сих пор не пользовались блютузом. Мы почти на месте, Рис.
Огромный черный ворон взгромоздился на старый почтовый ящик у
забора. Он каркнул и сложил крылья
— Скажи и Кабодуа, что у нас все нормально.
— Ты видишь одну из ее птичек? — Спросил он.
— Да. — Ворон, взметнулся вверх и стал кружить над машиной.
— Она узнает это раньше, чем я ей скажу, — сказал он, и казалось, был
раздосадован.
— У тебя все хорошо? Ты кажешься усталым, — сказала я.
— Хорошо, как и ты, — сказал он и снова рассмеялся, затем добил, — но я
только что приехал. Джереми отправлял меня вроде на простой случай, а
он оказался не таким простым.
— Мы можем поговорить об этом за обедом, — сказала я.
— Я хотел бы услышать твое мнение, но думаю, что для обеда у нас есть
другая повестка дня.
— Что ты имеешь в виду?
Холод наклонился, насколько ему позволил ремень, и спросил,
— Что-то еще случилось? Рис кажется взволнованным.
— Что-то еще случилось, пока нас не было? — Я спросила. Я искала поворот
к домику. Начинало темнеть. Это еще не были настоящие сумерки, но
было достаточно темно, чтобы я могла пропустить нужный поворот, если
не сосредоточусь на дороге.
— Ничего нового, Мерри. Клянусь.
Я резко затормозила для поворота, что заставило Дойла вцепиться в
машину так сильно, что я услышала, как протестует дверь. Он был
достаточно силен, чтобы сорвать дверь с петель. Но надеялась, что он не
будет мять машину из-за своей фобии.
Я говорила пока мы ехали по подъездной дорожке, набирая скорость на
подъемах и притормаживая на ее спусках.
— Я на подъезде. Скоро увидимся.
— Мы будем ждать. — Он повесил трубку, а я сосредоточилась на дороге. И я
была не единственной, кому она не нравилась. Трудно сказать из-за
темных стекол, но думаю, Дойл закрыл глаза, пока я вела внедорожник.
Фонари на улице были включены и самый невысокий из моих стражей,
расхаживал перед подъездом, в белом тренчкоте, развеваемом океанским
бризом. Рис был единственным из стражей, кто получил лицензию
частного детектива. Он всегда любил старые черные фильмы и не
занимался шпионажем, ему нравилось носить длинный тренчкот и
мягкую фетровую шляпу. Обычно они были белыми или сливочными,
чтобы соответствовать его локонам длиной до талии. Его волосы
развевались на ветру, как и его пальто. Как то вдруг я поняла, что его
волосы путаются на ветру, как и у меня.
— Волосы Риса путаются на ветру, — сказала я.
— Да, — сказал Холод.
— Поэтому они у него только до талии?
— Думаю, да, — сказал он.
— Почему его волосы спутываются, а твои нет?
— У Дойла тоже не путаются. Но ему нравится коса.
— Тот же вопрос. Почему?
Я припарковала машину на стоянке рядом с машиной Риса. Он шел к
нам. Улыбался, но я достаточно хорошо знала язык его тела, чтобы
заметить беспокойство. Он носил белую повязку на глаз, подходящую к
сегодняшнему пальто. Он носил их, когда встречался с клиентами, или
вообще в мире. Большинство людей, и некоторые фейри, воспринимали
шрамы вместо его правого глаза с тревогой. Дома, где были только мы, он
не носил повязку.
— Мы не знаем, почему у некоторых из нас волосы не спутываются, — сказал
