Ольга Голотвина - Привычное проклятие
— По-моему, они меня обкрадывают, — сказал ей в спину Фержен. В голосе не было досады — просто хотелось удержать хоть на мгновение эту бесконечно дорогую женщину.
И ему это удалось! Науфина резко обернулась. Синие глаза тревожно распахнулись:
— Кто… обкрадывает?
— Раб и служанка. Я им деньги даю на хозяйство, то да се… Что-то много выходит.
— «То да се»? Сколько у тебя в месяц уходит на хозяйство?
— По-разному. Только почему-то не выходит экономии, когда я в плавании.
— О Безликие! Как эти мерзавцы перед тобой отчитываются? Каждый раз, как возвращаются с рынка, или раз в несколько дней?
— Ну… когда им захочется.
— Да ты их просто толкаешь на воровство! — разгневалась Науфина. — А как ты их проверяешь? Какие у вас в Шаугосе цены на мясо?.. А на муку?.. А на овощи?..
— Я… я приблизительно…
— Не знаешь! — Науфина задохнулась.
Ох, эти мужчины! Выглядят героями, а на деле за ними нужен присмотр, как за малыми детьми! Ее Фержен, ее Перекати-поле, единственный, кого она любила, возвращается в холодный, темный дом, где некому зажечь для него свет в окошке. А там его поджидает пара бессердечных чудовищ, готовых вытянуть его деньги до последнего медяка.
Скалы от этого героя, видите ли, шарахаются! Грозы он, видите ли, не боится! А уберечь свой кошелек ему не по силам!
Правильно. Для этого нужна любящая женщина.
Что тут Науфина насочиняла? Молоденькую он возьмет? Да молоденькая его сама и обворует! Хапнет его сбережения и сбежит с любовником! Разве эта смазливая дрянь сможет любить Фержена так, как любит она, Науфина!
Любит?
Да! И никому не отдаст! И никому не позволит его обидеть!
— Я еду с тобой, — сказала женщина ровным голосом полководца, объявляющего свою волю: быть сражению!
Фержен от неожиданности потерял дар речи.
— А прислугу твою я так выдрессирую, что бархатная станет, атласная! Только не говори пока никому, иначе мои родные захотят нам помешать.
— Пусть только попробуют! — вернулся голос к счастливому Фержену.
— Они попробуют, милый, можешь не сомневаться!.. Сейчас вернусь к себе, напишу внучке письмо и оставлю ей самые дорогие украшения.
— Оставь все!
— Конечно, конечно! — с подозрительной готовностью согласилась Науфина. — Так, кое-какие безделушки захвачу на память. А ты жди меня, милый! — На губах женщины расцвела гордая улыбка. — На этот раз я не подведу тебя.
* * *Беседа не клеилась, хотя оба путника честно пытались ее поддержать. Впрочем, не до разговоров тому, кто бредет по смеси опавших листьев и грязи и тревожно поглядывает на затянутый тучами небосвод: как бы гроза не прижала тебя к земле!
Не способствует дружеской беседе и вертящаяся в голове мысль: а что понесло твоего спутника в дорогу по такой мерзкой погоде? Про свои тревожные обстоятельства ты знаешь все, а этому типу чего не сиделось на уютном постоялом дворе, у жаркого очага, средилетящих с кухни аппетитных запахов… ох, лучше не вспоминать!
Можно счесть странным то обстоятельство, что Эйнес и парень, называвший себя Опекуном, не задавали друг другу вопросов о цели путешествия и о причинах спешки. Перебрасывались репликами насчет близкой грозы и обсуждали, насколько удобнее идти берегом Тагизарны (дорогу севернее деревни могла затопить разлившаяся от дождей Барсучья речка). И все время были настороже. Чего опасались — разбойников, троллей, нежити? Или… или друг друга?
Но взаимные подозрения разом исчезли, когда послышался властный оклик и в ствол дуба предупреждающе ударила стрела.
Те, кто высыпал из чащи навстречу путникам, не были ни троллями, ни Подгорными Тварями. Не были они и разбойниками: на них были черно-синие перевязи. Однако ни Опекун, ни Эйнес не почувствовали облегчения от встречи с замковой стражей. И когда командир отряда с небрежной угрозой предложил странникам воспользоваться гостеприимством высокородного Унтоуса, ответ был дружным и решительным.
Два меча разом вылетели из ножен.
— Спиной к спине! — крикнул Эйнес, морщась от боли в плече, но проворно отбивая выпад стражника.
— Не выстоим! — откликнулся его союзник. — Пробиваемся к берегу — и ходу!
— Легче, парни! — предупредил своих людей командир стражи, здоровенный смуглый наррабанец. — Его велено взять живым!
Ни Эйнес, ни Опекун не поинтересовались, кто из них нужен страже. Каждый явно принял внимание Спрута на свой счет.
И заработали клинки!
Хмуро, с недоумением вслушивался лес в звон стали. Мало этим людям зверья и чудовищ, так они еще и друг на друга напасть норовят!
Один из нападавших рухнул наземь, зажимая обеими руками рану в боку. Эйнес перепрыгнул через поверженного врага и крикнул:
— Давай!
Его товарищ понятливо рванул следом. За ним с воплями устремились стражники.
Погоня выкатилась к обрывистому берегу. Опекун перехватил меч в левую руку и, цепляясь правой за ветки, с ловкостью наррабанской обезьяны стал спускаться по склону, поросшему молодым ракитником. Вскоре он исчез из глаз.
Эйнес не подумал, что раненное недавно плечо вряд ли позволит ему проделать тот же трюк. Впрочем, он не успел и попробовать: из-под ноги вывернулся коварный камешек…
В первый миг беглецу показалось, что кто-то сильно дернул его за лодыжку. Потом в глазах потемнело, подкатила боль. Сгоряча Эйнес шагнул к обрыву — и понял, что не сумеет уйти от преследователей, возбужденные голоса которых слышались совсем рядом.
Скрипнув зубами, он отцепил от пояса металлическую флягу с плотно завернутым колпачком и взмахнул рукой. Фляга беззвучно канула в черную воду недалеко от берега.
И тут же на Эйнеса навалились подоспевшие стражники. Боль ударила безжалостно и резко, погасила солнце перед глазами…
Когда Эйнес очнулся, он обнаружил, что стражники не теряли времени зря: успели связать его по рукам и ногам и теперь обыскивали, раздраженно переругиваясь.
— Госпожа велела искать бумаги.
— Сам видишь, нету ни хрена… Э, да он очнулся!
Над лицом пленника нависла смуглая физиономия наррабанца-наемника… Проклятье, знакомая рожа!
— Комар, глянь, кого словили! Старый приятель! И каким ветром его сюда… Эй, зараза, где бумаги?
Пинок по ребрам заставил Эйнеса сжаться.
— Слышь, Дэрхи, — тихо сказал наррабанцу второй стражник — низкорослый, жилистый, — может, тут его и придавим? Втихаря, а? А то как бы хозяйка не спросила: мол, что это вы мне давным-давно про его смерть доложили — а он живехонек!
— Поздно, — так же тихо ответил Дэрхи. — Раз послала нас по его следу — стало быть, все уже знает. Придется за старое вранье держать ответ…
