Театр Духов: Весеннее Нашествие (СИ) - Ранжевский Алексей

Птица – и та улетает. — Ротмистр провёл взглядом серебрянокрылую стаю, искавшую более благополучные земли.

Что касается конницы лёгкой, она поделилась на звенья из пяти-шести всадников и прочёсывала округу, служа войску своеобразным радаром. Разъезды разведчиков то отдалялись от колонны на допустимое расстояние, то возвращались, чтобы докладывать об увиденном ставке.

Ласток Осби, всё ещё выполняющий обязанности адъютанта главы, остановил жеребца на возвышенности, подле которой, буквально, разверзлась земля. Скорее всего, это случилось в связи с недавним землетрясением, пришёл к выводу Ласток. Громадные чёрные щели, что пасти, по-прежнему выглядели угрожающими, хотя и молчали, застыв. «Но, Рокоток». — Он погладил жеребца по холке, и вороной товарищ успокоился.

Адъютант достал из левого кармана подзорную трубку и приложил к глазу. «Что у нас там?»

Вот пара-тройка гиен догрызает окровавленного быка, показавшего рёбра. Затем, уже в другом месте, увеличительное стекло приближает высокого волка, который, завидев беспечного грызуна, осторожно подходит к нему сзади. Ласток не стал любопытствовать, чем всё закончится. Он и так знал. Убрав монокуляр от лица, юный смотритель обратился к начальнику разведки.

— Крупная дичь ведёт себя храбро. Ни кони её не пугают, ни люди.

— Чуют, что мы сами здесь не в безопасности. Только и ждут нашего поражения.

— Гляди в оба, разведчик.

Тот кивнул, и Осби умчался к основным силам.

В хвосте колонны, за обозом и узниками, двигался тем временем отряд Ричарда Фэстхорса. Живописец расспрашивал конного офицера обо всём, что представлялось хоть сколько-то важным, и вопросов набралось немало. Риттс ехал с ним рядом, раздражаясь болтовнёй покровителя, однако терпел.

— Так мы победим?

— Победим, господин Фэстхорс-младший, — учтиво отвечал офицер. — Куда же мы денемся.

— И прольём много крови?

— Увидим.

Ричард изрядно переживал, ведя Добряка в передней шеренге, и все это чувствовали. Обеспокоенность знатного юноши выливалась в его многословность.

— Слушай, Риттс, — повернулся он к другу, — а чистокровники – это кто?

Волна материнского крика, застывшего в памяти, с новой болью накатилась на степняка, и смуглое лицо его исказилось гримасой.

— Ублюдки это невиданные! — заголосил в ответ Риттс, так что всадники встрепенулись, но возразить было некому.

— Не спорю, — виновато подал голос Ричард, — но как они выглядят, черти б их драли?

— Как черти и выглядят. Скоро свидимся с ними, — защёлкал скулами Риттс, — уж тогда потанцуем...

Всадники ненадолго замолчали, и только топот копыт да хрип лошадей аккомпанировали словесной тишине.

— Ну а всё-таки, — совсем уже тихо настаивал Ричард, пытаясь выведать знания у членов отряда и не свести с ума Риттса. — Расскажите подробнее. Я ведь недавно в степи, зато среди сведущих воинов.

— Вообще, — соизволил вернуться в разговор офицер, — чистокровник – это двуногий олень. В нём больше животного, нежели человеческого. — Смотритель приложился к фляге, сполоснул рот спиртным и глотнул. — А вот полукровки звериных племён, в свою очередь, отдалённо похожи на нас. Каким бы отвратным и не был сей факт.

Когда они с отрядом выезжали из крепости, Ричарда догнал караульный, обыскивавший его вчерашним днём. Мужчина долго извинялся, выпучив глаза и поджавши шею в плечи, после чего вернул юноше револьвер. Так что дела шли неплохо. В барабан он зарядил семь патронов, довольный тому, что уделил урокам по стрельбе хоть какое-то время, а также имел при себе с два десятка боеприпасов в подсумке на поясе. Только ведь рога госпожа повелела срубить… С каких пор он зовёт её так? Ричард встряхнулся.

Остальное оружие висело на боку жеребца, однако применять его желания не было. К револьверу он привык, а вот на саблю и карабин полагался в последнюю очередь. Находился в его распоряжении и степняк с пресловутым ножом, которому юноша повелел не отходить ни на шаг. С расстояния, Ричард ещё может убить парочку нелюдей, однако близкое столкновение на себя берёт Риттс. Впрочем, движутся они аж у обоза, в самом тылу, поэтому без личной инициативы о схватке с врагом можно было забыть. Юноша не хотел пускать это на самотёк, но и не был уверен, хватит ли ему храбрости помчаться в пучину сражения. Тем более, когда поступать так необязательно.

Военная ставка двигалась по полю, к руфиссе от войска. Полтора десятка всадников шли по злосчастной траве, выстроившись двумя шеренгами, за которыми, на конной тяге, следовала артиллерия. Кордис Фэстхорс, ехавший в треуголке и шинели, восседал на своём Пламеносце, держа поводья в правой руке. Левой он поглаживал ножны. Справа от него – невысокий и тощий генерал Обек. Слева – друг по оружию, Франс Мариола, в длинном форменном фраке тёмной материи. Сакроягерь по-прежнему управлял Грацией – бледной лошадью из преисподней. Следом за ним – высокий и тучный командир артиллерии, Карлот Дэзер. Кроме них – адъютанты, выполнявшие роль вестовых, и пара горнистов. Двое всадников впереди возвышали штандарты; противоядного змея из серебра, олицетворявшего чистоту, и сверкавшего золотом гарцующего жеребца, который представлял гнев и доблесть. Благородные металлы под сенью светил мерцали на многие вёрсты.

— Хороша жизнь… — прищурился генерал Фэстхорс, наблюдая справа, вдали, движущуюся колонну смотрителей. Войско само растянулось на пыльной дороге подобно змее, уходя хвостом до Зеницы и вытягивая голову к опорному пункту. На горизонте, смыкавшем равнину с океаном небес, наконец-то показались смотровые вышки. Деревянные постройки стояли на приличном расстоянии одна от другой и поднимались весьма высоко. Под ними смотрители заблаговременно выкосили всю траву, так что лучшего места для битвы в степи не нашлось бы.

— Стой! — приказал Кордис Фэстхорс. Ставка замерла. Генерал отъехал немного вперёд, поравнявшись со знаменосцами, и повернулся к остальным всадникам.

— Трубите построение. Время развернуть боевые порядки.

Услыхав протяжные сигналы, ударная конница разделилась на два отряда, по сто всадников в каждом, и разъехалась к флангам. Пехота, подгоняемая барабанной дробью, стала формировать длинную цепь. Через несколько времени, восемь батальонов, суммарным числом в три тысячи бойцов, шагали развёрнутым строем, готовые к бою. Здесь и там, на бледнооранжевой равнине, возвышались смотровые вышки, и смотрители, заходившие в их тень, могли отдохнуть от жары хотя бы с минуту. Но скоро, бойцы прошли строения, заняв позиции в двух сотнях шагов впереди от них. На этом месте равнинная местность плавно опускалась склоном к протяжной траншее, называвшейся Последней Границей. За чертой, прорытой в земле ради сдерживания супостата, орден смотрителей власти уже не держал.

Ставка и артиллерия расположилась на холме, левее и сзади от центрального фронта. Отсюда, как на ладони, виднелись и войска, и все близлежащие равнины. Генерал Кордис Фэстхорс ударил коня шенкелями, направившись позади войска к правому флангу. Там, в сопровождении двоих знаменосцев, нёсших литые штандарты, он выехал вперёд и отправил Пламеносца рысцой вдоль развёрнутого фронта. Поводья он взял в левую руку, а правой поднял к небу саблю, блистая в глазах подчинённых золочёной гардой и заточенной сталью.

— Экион, Брутоций, Атуемс! — воззвал полководец. — Приведите сие войско

к победе!

Слова генерала прозвучали исполненным магии заклинанием, и смотрители увидели в нём больше, чем храбреца. Глава ордена, в этот миг, стал воплощением силы и воли богов, им упомянутых. Ветер мчался навстречу, подымая за спиной полы генеральской шинели, но буйство враждебной стихии не рушило его уверенности в ведомых войсках. Сам же он постарался заглянуть в глаза всем бойцам, стоявшим в передней шеренге с винтовкой у ноги, чтобы и разделить их волнение, и преумножить веру в успех. Так, напоследок благословив своим присутствием фронт, сеньор Фэстхорс погнал коня назад к ставке. Но смотрители знали, что это не последнее его появление.