Наталья Якобсон - Император-дракон
Я отошел достаточно далеко, чтобы ни Винсент, ни подобранный бродяга не смогли наблюдать за моим превращением. Они могли лишь заметить, как столб драконьего огня обрушился на мост и горящие обломки рухнули в вырытое углубление. Потом, снова став собой, я обессилено присел на сухую, золистую землю и взирал на содеянное. Прямоугольные, отшлифованные камни валялись в пыли. Огонек еще теплился, но ему больше было нечем питаться, разве только золой. Только я успел перевести дыхание, как со стороны разрушенного моста раздался странный грохот. Стоило взглянуть туда, и сразу становилось заметно оставшееся от моста основание. Неужели мне только показалось, что я разрушил и его, ведь недавно в пыли лежали только отдельные расколотые камни. Потом к основанию стали прибавляться новые штрихи. Это было невероятно, но мост восстанавливался сам собой. Осколки камней тянулись друг к другу, соединялись, склеивались, и на них уже не было заметно ни единой трещинки. Вот уже был заново возведен длинный зубчатый парапет и зловещие истуканы заняли на нем свои прежние места. Статуи восстанавливались по этапам, сначала когти лап, державшиеся за парапет, потом туловища, крылья и только потом уродливые головы с клювами или клыкастой пастью. Все мрачное великолепие, сокрушенное мною лишь минуту назад, будто в насмешку над тщетными усилиями вновь предстало перед глазами на фоне бескрайней серой пустыне. Мост был похож на незыблемый памятник, оставшийся от вчерашней роскоши чьего-то огромного замка. Только я и немногие посвященные могли заранее знать, что за ним простирается город больше напоминающий мавзолей, где вдали от солнечного света под тяжелыми мраморными плитами нашли пристанище злые и безжалостные призраки.
Я встал и побрел обратно, к тому месту, где оставил спутников и коня. Винсент, заметив, что я и так в плохом настроении, не стал задавать лишних вопросов. К тому же хорошенько поразмыслив, он сам смог бы сделать самые очевидные выводы.
Для него оказалось тяжелым испытанием то, что я собираюсь пустить бездомного эльфа в свое поместье.
-- Пусть живет на чердаке, - шепнул я Винсенту. - Какой от этого убыток? Заодно сможет поднять тревогу, если заметит из чердачного оконца, что добродушные знакомые Франчески решили взять нас в осаду.
-- Я бы сам с этим справился. К чему на посту второй часовой? - обиженно буркнул Винсент. Он пытался открыто не выказывать досаду и с трудом удерживался от того, чтобы вслух не заругаться. Про себя он поливал потоком брани и этого бродягу и всех тех, которые еще могут подвернуться нам на пути.
Я надеялся, что Франческа оставит свою затею с облавой на дьявола. При последней встрече она показалась смущенной, раскаявшейся и потерянной. К счастью, у таких знатных дам, как она печаль намного не задерживается. Долго ли графиня станет грустить о призраке? Может мне еще будут адресованы несколько проклятий, пара слезинок и вздохов, а потом наступит полное забвение. Если только ее светлость не мстительна.
Под конец нашего путешествия эльф совсем ослаб. От солнечного света на до этого гладкой коже появились морщинки. Он был счастлив снова оказаться в темноте. А благодаря тяжелым бархатным портьерам в поместье все время царила полутьма. Если в камине не полыхал огонь, то в помещение становилось слишком прохладно, но наш необычный знакомый предпочитал мглу и холод палящему солнцу.
Он мало, что помнил о своем прошлом или просто не желал открывать душу перед двумя незнакомцами. Даже имя свое он либо вспомнил с трудом, либо долго взвешивал стоит ли его называть. Нашего найденыша звали Анри, и я был почти уверен, что знаю, кем он является на самом деле. Для этого мне надо было всего лишь вернуться к королю и найти подходящий момент, чтобы спросить, как звали его исчезнувшего сына. Но как можно снова возвращаться ко двору, к десяткам завистливых, осуждающих взглядов, к неискренним льстивым речам и группам недоброжелателей. Если бы я был простым человеком, то, войдя в тронный зал, мог бы почувствовать, как смерть неотступно шагает за мной. Для одного нежеланного претендента на престол здесь хватило бы и отравителей, и тех, кто предпочитает использовать вместо яда нож. Мне же можно было ничего не опасаться и вести себя с достоинством, это они должны были бояться меня. Среди всей этой толпы жадных до власти, амбициозных людей, я был единственным представителем более сильной расы. Некоторые подозревали, что я не просто юноша или даже дворянин, но молчали. Не из страха перед королем, а потому, что настолько опасную тему лучше не затрагивать. Кто знает, какие сила могут пробудить ненароком оброненные слова?
Я ждал появления в тронном зале короля и заранее продумывал с чего начать расспросы, как вдруг мое внимание привлекла одна дама в толпе. Не то, чтобы она была поразительно красива. Обычная молодая леди, разве что немного более элегантная, чем другие, и драгоценных украшений на ней была несколько больше, чем на других. Почему-то меня не оставляло непонятное чувство, что на ее гладком лбу лежит печать смерти, что темные крылья рока уже кидают свою тень на агатового цвета локоны. На миг мне даже показалось, что чистую кожу уже покрыла трупная синева. Я с трудом отвел взгляд и попытался сосредоточиться на своих мыслях, но все еще ощущал, как некая темная сила магнитом тянет меня к женщине, обреченной на смерть. Я продолжил разглядывать ее только, чтобы убедиться, что ей еще жить и жить. Она ведь молода, горда своим лицом и осанкой. Голубое платье с твердым корсетом очень выгодно подчеркивает стройность стана, а непослушные пряди волос струятся по плечам. Только вот ее губы иногда складывались в жестокую линию, но потом снова расцветали приветливой улыбкой. Она с треском раскрыла веер, и на безымянном пальце у нее блеснул перстень с аметистом. Сразу было заметно, что он слишком тяжел для ее руки, к тому же не сочетается с изящным гарнитуром из бриллиантов и бирюзы, но даже если б и сочетался - этот камень я не мог не узнать. Последняя реликвия Ротберта, кольцо, предназначенное для того, чтобы обручить жертву со смертью.
Я почувствовал головокружение и стал искать выход из залы. Какая же здесь суета, настоящее столпотворение. Если все станут раскланиваться и что-то говорить, то мне понадобиться минут десять, чтобы выбраться на свежий воздух. А надо как можно быстрее умчаться подальше отсюда, тогда, может быть, эта цветущая молодая женщина останется жива. К головокружению примешалось чувство мучительной жажды. Гортань пересохла, нёба, как будто, обожгло. Нужно было бежать, а я почему-то остановился в дверном пролете и впился взглядом в свою жертву, в тот самый миг, когда и она тоже меня заметила. Наши взгляды перекрестились и потонули друг в друге, взгляд ее карих глаз и моих неестественно голубых. Заметили ли все остальные присутствующие, что между нами двоими возник мысленный контакт, но она поняла, что я - ее смерть. Поняла и содрогнулась всем телом. Аметист на ее пальце засиял так ярко, что стало больно глазам. Может, никто кроме меня не замечал этого нестерпимого жгучего сияния. Ни у кого кроме меня не разливалась по венам огненная лавина. В коридоре я схватил бокал с вином с подноса у проходившего слуги, но жажда не проходила. Искристый виноградный напиток почему-то показался более безвкусным, чем вода.
