Джон Толкин - Властелин Колец
И Эомир ответил:
— С того дня, как ты поднялся передо мной из зелёной травы низины, я полюбил тебя, и эта любовь не угаснет. Но сейчас я должен удалиться на время в своё герцогство, где многое надлежит восстановить и привести в порядок. Что до Павшего, то, когда всё будет готово, мы вернёмся за ним, а пока оставь его спать здесь на некоторое время.
И Эовин сказала Фарамиру:
— Теперь я должна вернуться в свою родную страну, чтобы увидеть её снова и помочь брату в его трудах; но, когда тот, кого я долго любила, как отца, будет, наконец, положен на отдых, я вернусь.
Так проходили радостные дни, и на восьмой день мая Всадники Ристании окончили сборы и ускакали по северному тракту, и с ними ушли сыновья Элронда. Вдоль всего тракта, от Ворот Города до стен Пеленнора толпились люди, чтобы воздать им честь и восславить их. Затем все, кто жил далеко, отправились по домам, чтобы продолжить праздновать там; но в Городе множество добровольных рук трудились над восстановлением, обновлением и над тем, чтобы удалить все шрамы войны и напоминания о тьме.
Хоббиты всё ещё оставались в Минас Тирите вместе с Леголасом и Гимли, так как Арагорн не хотел, чтобы товарищество сейчас распалось.
— Со временем все подобные вещи должны кончаться, — сказал он, — но я прошу вас ещё немного подождать, потому что не пришёл ещё конец делам, которые вы разделяли. Близится день, о котором я мечтал все свои зрелые годы, и, когда он придёт, мне хотелось бы, чтобы мои друзья были со мной.
Но больше он об этом дне ничего не сказал.
В те дни Хранители Кольца жили вместе с Гэндальфом в прекрасном доме и прогуливались по окрестностям, когда им хотелось. И Фродо спросил Гэндальфа:
— Ты не знаешь, что это за день, о котором говорил Арагорн? Потому что, хоть нам хорошо здесь и мне не хочется уходить, дни бегут, и Бильбо ждёт, и мой дом — Шир.
— Что до Бильбо, — ответил Гэндальф, — то он ждёт того же самого дня, и он знает, что удерживает тебя. А что до убегающих дней, то сейчас только май, и лето ещё не в разгаре, и, хоть всё кажется изменившимся настолько, словно в мире прошла целая эпоха, тем не менее, для травы и деревьев не минуло и года с тех пор, как ты отправился в путь.
— Пин, — сказал Фродо. — Не ты ли говорил, что Гэндальф стал не таким скрытным, как раньше? Я думаю, что тогда он просто устал от своих трудов. Теперь он оправился.
И Гэндальф ответил:
— Многие норовят узнать заранее, что будет подано на стол, но те, кто трудились, чтобы приготовить пир, предпочитают держать это в тайне, потому что удивление делает слова хвалы громче. И Арагорн сам ждёт знака.
Настал день, когда Гэндальф куда-то исчез, и Хранители изнывали от любопытства, пытаясь угадать, что готовится. Гэндальф же ночью увёл из Города Арагорна и пришёл с ним к южному подножью горы Миндоллуин, и здесь они отыскали тропу, проложенную в глубокой древности, по которой мало кто ныне отваживался ходить. Ибо она вела вверх, на гору, к священному месту в вышине, куда поднимались некогда одни лишь короли. И они пошли вверх по крутой дороге, пока не дошли до высокого луга под самыми снегами, одевавшими величественные вершины, который смотрел на пропасть, что была позади Города. И, стоя там, они обозревали земли, ибо пришло утро; и они видели глубоко под собой похожие на белые карандаши башни Города, тронутые солнечным светом, и вся долина Андуина была подобна саду, и Чёрные горы окутывала золотистая дымка. С одной стороны горизонта их взгляд достигал серого Эмин Муила, и блеск Рэроса был похож на звезду, мерцающую вдалеке, а с другой стороны они видели Реку, лежащую внизу, подобно ленте, до самого Пеларгира, а за ним, на самом краю неба был свет, который говорил о море.
И Гэндальф сказал:
Вот твои владения и сердце более обширного королевства, которое будет. Третья эпоха кончилась, и начался новый век, и на твою долю выпало упорядочить его начала и сохранить всё, что может быть сохранено. Ибо, хоть спасено многое, но многое должно теперь уйти, и сила Трёх Колец тоже иссякла. И все земли, которые ты видишь, и те, что окружают их, будут обителью людей. Потому что наступило время Владычества Людей, и роду эльдер придётся угаснуть или удалиться.
— Я хорошо знаю это, дорогой друг, — отозвался Арагорн. — Но мне всё ещё нужны твои советы.
— Теперь уже ненадолго, — сказал Гэндальф. — Третья эпоха была моей эпохой. Я был врагом Саурона, и моя работа окончена. Я скоро уйду. Бремя теперь должно лечь на тебя и твой род.
— Но я умру, — возразил Арагорн. — Ибо я смертен, и хотя будучи тем, кто я есть, из чистого рода Запада, я проживу жизнь гораздо более долгую, чем остальные люди, всё же это будет скоро, и когда те, кто сейчас во чреве женщин, родятся и начнут стареть, я тоже состарюсь. И кто тогда будет править Гондором и теми, кто смотрят на этот город, как на их исток, если мои чаяния не сбудутся? Дерево во Дворе Фонтана остаётся засохшим и голым. Когда увижу я знак, что когда-нибудь будет иначе?
— Отвернись от зеленеющего мира и посмотри туда, где всё кажется голым и холодным! — сказал Гэндальф.
Тогда Арагорн повернулся, и за ним был каменистый склон, взбегающий к кромке снегов, и, посмотрев на него, он заметил в этой пустыне одинокий росток. И он взобрался к нему и увидел, что у самого края снегов пробивается деревце высотой не более, чем в три фута. Оно уже выбросило молодую листву, длинную и изящную, тёмную сверху и серебряную снизу, и в своей жидкой кроне оно несло единственное небольшое соцветие, и белые лепестки его цветов сияли, как освещённый солнцем снег.
Тут Арагорн воскликнул:
— Ио! Утавиениос! Я нашёл его! Смотри! Это росток Старейшего из Деревьев! Но как он попал сюда? Потому что ему не более чем семь лет.
И Гэндальф, приблизившись, взглянул на него и сказал:
— Воистину это росток из рода Нимлота Прекрасного, который был сеянцем Галатилиона, а тот плодом Тельпериона многоимённого, Старейшего из Деревьев. Кто скажет, как он появился здесь в назначенный час? Но это древнее святилище, и, прежде чем угас род королей или засохло во дворе Дерево, плод должен был быть посажен здесь. Ибо сказано, что хотя редко созревает плод этого Дерева, однако жизнь внутри него может спать множество долгих лет, и никто не в силах предсказать время, когда она проснётся. Помни это. Ибо, если когда-нибудь плод созреет, он должен быть посажен, чтобы род этот не ушёл из мира. Он лежал здесь, на горе, тайно, точно так же, как род Элендила скрывался в северных пустошах. Но род Нимлота древнее твоего, король Элессар.
Потом Арагорн бережно дотронулся до ростка, — и, гляди-ка! — оказалось, что он лишь слегка цеплялся за землю и вынулся без всякого вреда, и Арагорн вернулся с ним в Цитадель. Тогда засохшее дерево было бережно выкорчевано, и его не сожгли, но положили отдыхать в тишине Рат Динен. И Арагорн посадил во дворе у фонтана новое дерево, и оно начало расти быстро и радостно, и, когда наступил июнь, сплошь покрылось белыми цветами.
