Вадим Климовской - Изгои Зоргана
— Гады!! Га-ды!! Тва-ари!! Вырод… — крик захлебывается агоническим воплем и треском кустарника.
Туз?! Аллон пресвятой, точно Туз!
Мурашки пробежали по плечам Орвина, эльфы добрались до Туза.
Далекий треск веток и шелест травы. Дождь, то льет, как из ведра, то моросит с ленцой, с вялой неохотой.
Две тени обошли ствол березы, не приближаясь к приросшему к дереву сержанту, скользнули в ночь с луками наготове. Краем глаза, он заметил холодный блеск на наконечнике стрелы, худющие, тонкие, женственные фигурки, отчетливые движения ног. Эльфийки! Лучницы-эльфийки!
Одна. Две. Три…
Три удара сердца и карательницы скрылись в чаще подлеска. Орвин судорожно глотал влажный воздух, отлип от березы и съехал по шершавой коре к самой земле, умостив свой зад на мокрой траве.
А если за лучницами следовали следопыты? — эта мысль пронзила его отравленной стрелой. Нет! Он не хочет умирать!
Панические телодвижения, Орвин срывается с места, бежит к ежевичным кущам, ныряет в их спасительную густоту, царапает руки и лицо, но с затаенной надеждой прислушивается к внешним звукам.
Завывание ветра ему в ответ. Аллон пожалел его душу, за лучницами ступала лишь безразличная к смертным душам темнота. Стихия буйствовала. Ураган швырял на лесные массивы плотные завесы дождя, местами заливая землю и деревья холодными струями небесной влаги, а в короткие промежутки спокойствия — обдавая хащи пронизывающим и мерзким ветром. Орвин продрог до самых костей. Плащ, промокший до ниток, бесформенной тряпкой висел на его плечах, туника прилипла к отяжелевшей кольчуге и исподней майке, сержант приник к земле, укрываясь от разъяренного бурана в жиденьком кустарнике. Луна то скрывалась, то показывалась из серо-черных туч, заливая лес нереальным, призрачным светом.
Сержант Орвин дрожал, как осиновый лист, опасаясь высунуть из убежища даже носа, в каждой тени, в каждом постороннем шорохе, ему мерещились остроухие каратели. Аллон свидетель, если эльфы набредут на останки сгоревшей брички и разнюхают место преступления, они — трупы, откроют на наемников и гвардейцев бесшабашную охоту. Охоту, целью которой, в первую очередь, будет являться месть. За гибель сородичей лесники карали беспощадно и жестоко. Кровная вражда дайкинам обеспечена.
Туз! В этом Орвин мог свято поклясться, что он слышал отчаянные, предсмертные крики наемника, уже поплатился собственной жизнью за преступное содействие в чудовищной акции. И такая расплата могла ожидать каждого, кто не позаботится убраться с эльфийского леса прочь. Каждого! Нервная дрожь в руках, Орвина била крупная дрожь.
Хруст веток.
Медленная, тягучая пауза.
Вой ветра.
Снова хруст веток.
Свист бурана в ветвях берез…
Треск кустов…
Орвин невольно чувствует, как на макушке головы волосы стают дыбом. Разве эльфы могут себе позволить, так нагло и громко красться по лесу? Конечно же, нет! Тогда, кто это или что это, продирается сквозь хащи? Святой? Соболь? Или все-таки капитан Бремар? Остолопы гвардейцы? Неожиданно перед глазами Орвина замелькали посиневшие, окоченевшие ноги эльфа… эльфийки. Мозг сержанта нарисовал жуткую картину ужаса: неестественно серого цвета кожу эльфийки, стеклянные черные глазища и перекошенный в страшном оскале рот. В довершении: острые лисьи ушки, выбивающиеся из-под копны распатланных, вьющихся волос. Жуть! Орвину перехватило дыхание, он с немым криком вжался в заросли кустарника, мечтая об одном, превратиться в мелкого насекомого, исчезнуть из гибельного места.
Хро-гггх — хро-о-огггх — хро-о-огггх…
Хро-о-огггх… Хрооо-о-огггххх…
Вепрь?!
Сквозь чащи вербняка ломился дикий вепрь.
Страх парализовал Орвина. Обрубал рефлексы, инстинкты, чувства и силу воли. Он превратился в беззащитное, бездеятельное и равнодушное к действительности существо.
Кошмарная, уродливая, громоздкая тень, вывалилась из кущей, прямо на голый пятак подлеска, ветер топорщил зверю густую и лохматую шерсть. Страшилище стояло на четвереньках, а в голове Орвина мимолетно пронеслась устрашающе-дикая мысль, что это "нечто", могло с той же легкостью, стать и на задние лапы, перемещаться как двуногий хищник. Эта мысль окатила сержанта ледяной водой.
Хро-огггх. Хро-о-огггх. Хрооогггхх!
Животное фырканье слетало с его глотки, мешаясь с завываниями ветра.
Тучи разошлись на небосводе, и призрачный свет лизнул серебром по лесным дебрям, Орвину открылась еще более чудовищная картина кошмара: свиное рыло, мощные челюсти с острыми саблезубыми клыками и нижние, загнутые к верху икла, выступающие над верхней губой, желто-яркие, глубокопосаженные глазища. Тварь остановилась возле двух берез, приникла подвижным носом-пятаком к влажной земле, жадно втянула воздух, издала глоткой раздражающий слух звук, подошла к десятилетним, еще молодым деревцам, подпрыгнула и передними лапищами вцепилась в кору. Орвин с замиранием сердца вытаращился на чудовищное действо, существо скребло кору березы с неистовой жадностью, срывая цельные куски. Сержант в редких отсветах луны, мог разглядеть мощные лапы чудовища и поразиться, конечности монстра, даже отдалено не напоминали на кабаньи копыта, а скорее — сильные лапища медведя, заканчивающиеся кривыми, изогнутыми когтями. Такого страшилища Орвину еще не доводилось видеть, но воин уже успел понять, что перед ним, одно из кошмарных порождений эльфарского разума, — ужас исследовательских лабораторий остроухих.
Хро-огггх! Хро-о-огггх! Хрооогггхх!
Чудище приросло к березе, гнуло ствол дерева к земле, крона шаталась и дрожала под могучим телом мутанта.
Грозное рычание переросло в рев.
Орвин с диким отчаянием наблюдал, как с глубины пышных веток мелькнула фигура со скрюченными ногами, перепуганный до смерти крик, к земле летит подсумок с арбалетными болтами, несчастный даже и не думал отстреливаться от монстра, затем болезненный вскрик, треск ломающихся веток, и с гулким ударом на траву летит человеческое тело. С ужасом Орвин видит предсмертное лицо Соболя, перекошенную от боли физиономию и стрелу с черным оперением в спине. Страшилище не успевает наброситься на жертву, когда в спину наемника, вонзается еще одна стремительная смерть. Соболь изгибается в агонии, зверь набрасывается на свою жертву, рвет когтями горячее мясо и впивается иклами в шею человека. Брызги крови летят на траву и покалеченную кору березы. Орвина душит судорога паники и рвота. Кровь! Мясо!
Убийственный крик готов слететь с его губ.
Крепкая ладонь перехватывает ему рот, сжимает дыхание и привлекает назад, к холодному стальному нагруднику.
