Ростислав Левгеров - Тысячеликий демон
– Я не проводил его надлежащим образом, – продолжал Мерген. – Признаю, грешен. Но если бы Барх настоял на традициях предков, я бы не мешал. Но он и близко не подошел к отцу – вот как велика его ненависть!
Воцарилось тягостное молчание.
– Да, – произнес наконец Манас. – Ты прав, Мерген-гай. Хайса-хан был жестоким человеком. Многое он делал неправильно. Но его нет, а мы есть. Подумай, уважаемый, если хочешь править нами.
С этими словами аксакалы чинно удалились. Мерген злорадно ухмыльнулся им вслед.
Младший брат кагана сильно отличался от своих соплеменников. Он подолгу гостил у своего друга в Вередоре, члена "совета семидесяти". Привык к роскоши и вседозволенности – в своем родном ауле Мерген возвёл настоящий дворец, обзавелся кучей рабов, разодетых в пух и прах – словом, сделал все, чтобы максимально точно походить на навнов. И конечно, Мерген всей душой презирал дикие нравы адрагов и втайне мечтал все изменить, превратить Адрагский каганат в великую державу, наподобие Двенгана.
И вот, цель близка.
Ашант ощутил на лице прохладное дуновение наполненного влагой ветра. Незаметно небо заволокло тучами.
Палаш торчал в земле.
Никуда не хотелось уходить, и тем более воин не желал появляться в орде. Мерген повелел разобрать ханский шатер и всем похвалялся, что поставит на его месте каменный дворец; Барх ходил мрачный и бросал на своего соперника взгляды, полные ненависти. Он кружил по становищу каждый день, не говоря ни слова, ни на кого не смотря и ничего не делая. Он казался коршуном, оценивающим свои силы, перед тем как броситься на непосильную для него добычу.
Мерген открыто насмехался над ним; его люди уже именовали своего господина великим ханом. Тумур, бывшие нукеры и хэширы держались отстраненно; на просьбы Мергена присоединиться к нему и признать его власть отвечали отказом и просили дождаться курултая.
А тем временем ваны из других провинций потихоньку прибывали в орду.
Ашант решил остаться в степи до утра. Дождя не будет – острый и наметанный глаз кочевника разгадал все тайны нахмурившегося неба. Сейчас он подстрелит себе на ужин чего-нибудь, разведет костер и будет думать и вспоминать.
Вспоминать то, что пришло к нему десять лет назад.
Десять лет назад Ашант, которому исполнилось тогда восемнадцать лет, участвовал в набеге в земли драггитов, вернее в земли горных драггитов – драгнов. Их небольшая страна находилась в гористой, поросшей редколесьем, местности на северо-востоке от степей.
Во главе тумена, вторгшегося в те сонные, умиротворенные края, стоял Габа Одноглазый, знаменитый воин, правая рука Хайсы. Драгны покорились почти без боя, ибо, в отличие от своих равнинных соплеменников, воевать (или, как они полагали, наживать себе неприятностей) с печально известными своей жестокостью и кровожадностью кочевниками не собирались. Да у них и воевать-то некому было – народец был так себе, как бы выразиться поточнее? Тихий, даже декоративный, что ли?
Вожди Драгнитара вышли навстречу войску Габы, сняли высокие разукрашенные берестяные колпаки – признак власти, – поклонились, и признали кагана своим Верховным вождем – шубаром, а Габу его наместником. Обязались безо всяких условий ежегодно платить дань – тысячу литров золота, или равнозначное количество древесины с пушниной.
Добившись своего, армия адрагов повернула назад. Но один из кулаков, во главе с самим Габой Одноглазым задержался там; темник был разочарован, он не мог уехать без боя и поэтому искал приключений. Но так и не найдя оных, он вынужден был отправился в родную степь.
И вот однажды, по пути домой, находясь все еще в Драгнитаре, один из воинов заметил вдалеке, на холме, каких-то всадников. Присмотревшись, кочевники разглядели закованных в черные латы воинов, которые, в свою очередь, тоже пристально наблюдали за ними.
– Кто это такие?! – мгновенно разъярившись, заорал Габа. – Почему я о них ничего не знаю? Приведите мне старосту из вон той деревни внизу! Быстро! Быстро!!!
Гонцы бросились исполнять приказание. Вскоре перед ним оказался вертлявый тощий старичок. Он опустил голову и вперил взгляд в землю; его сильно трясло, словно он очутился на морозе (между тем, дело было ранней осенью).
– Господин! Пощади, господин! – заверещал он, когда его спросили о тех всадниках. – Пощади!!!
– Да ты что? – суровый и беспощадный Габа даже рассмеялся, увидав, какой ужас нарисовался на физиономии старичка. – Чего ты, глупец, испугался?
– Я не могу говорить о них! На меня падет проклятье! На меня падет проклятье!!!
Габа хмыкнул, переглянулся с нукерами, и решительно заявил:
– Точно падет. Падет, падет. На тебя, и на всю твою деревню. В виде этой вот палицы. – Тут он помахал перед носом заплаканного старосты рекомой палицей, которая все это время висела на его руке, на цепи.
Старик, страшно выпучил глаза, схватился за волосы, дико закричал и выдернул клок, после чего прямо там, на месте, умер. И так было со всеми. На людей в деревне и в округе не подействовали никакие пытки.
Вечером, на совете, шаман Абай сказал:
– Уважаемые батыры! Стоит ли, как говорил мой отец, дергать волка за усы? Основные силы покинули Драгнитар и уже в землях Пурхана. Большая часть твоих людей, уважаемый Габа-хан, далеко, за холмами. Стоит ли идти на неизвестного врага, имея всего пятьсот воинов?
– Неверные слова, Абай, плохие, – надменно скривив губы, ответил ему Габа. – Подумаешь, жуть какая!
Послышались робкие смешки.
– Никогда в жизни Габа не отступал! Мне говорили, что дженчи непобедимы; что они быстры, как ветер и их отравленные стрелы смертоносны, как укус каракурта. И что? И что?! Спроси-ка, Тукена, Абай, спроси-ка, почтенный! Легко ли умирают дженчи?
– Очень даже, Абай-ата, очень! – отвечал вышеупомянутый Тукен. – Два года назад мы изрядно их потрепали! Пустили шакалам кровь!
– Вот, – указав рукой на Тукена и удовлетворенно изогнув бровь, сказал темник. – Поэтому я повелеваю Берюку разведать, где они скрываются. Нет. Нет-нет. Берюк не пойдет, а то за ним потянется полоса крови, ха-ха!
На этот раз все рассмеялись громче и уверенней.
– Пойдет сотня Нохая. Эй! Где ты, Нохай?
– Я здесь, повелитель!
– Всех женщин здесь перетрахал?
– Нее, не всех.
– Вот тебе шанс, подлец! Возьмешь свою сотню, и разузнай все про этих шакалов на холме! Только смотри, не усердствуй! Мне шептали, что у местных баб есть обычай – отрезать яйца врагов и кормить ими своих мужиков, чтобы у них храбрости в постели поприбавилось!
Тут весь шатер содрогнулся от хохота. Габа тоже смеялся; он снял повязку со слепого глаза и вытирал кривыми заскорузлыми пальцами слезы, собравшиеся на воспаленных веках, обрамлявших помятый, как оплывшая свеча, белесый зрачок.
