Максим Сиряченко - Чумные
Так прошел остаток дня.
Часа через четыре Филипп открыл дверь, которую закрыл с началом алхимической работы, и вышел из лаборатории. В руке у него был непрозрачный большой флакон в полкварты емкостью. Ванесса тут же убрала книгу в сторону и встала из-за стола.
— Готово? Получилось?
Филипп жестом остановил ее от лишних действий и слов, прошел к отцу, по пути схватив со стола небольшой стакан. У кровати он остановился, снял с флакона крышечку, налил полупрозрачную красноватую жидкость в стакан. Потом склонился над капитаном, проверил дыхание. Подложил руку под его затылок и приподнял голову, поднес к губам Солта стаканчик и порцией препарата. Все это он делал так аккуратно и заботливо, что Ванесса сразу поняла: здесь дело не только во врачебном долге, однако не стала задавать вопросов; еще она хотела спросить, стоит ли ей зажать нос, но так и осталась стоять посреди комнаты. Что-то удерживало ее от действий и слов, и почти наверняка — Ванесса об этом догадывалась — это было ее уважение к алхимику и его жест-просьба о невмешательстве. Солт начал пить, только полупрозрачная жидкость коснулась его губ. Секунды спустя стакан был пусть, отец девушки снова лежал в кровати, не подавая отчетливо видимых признаков жизни. Филипп снова проверил дыхание, приложил руку к груди, к животу больного, и только убедившись, что препарат не нанес мгновенного и непоправимого вреда больному, поставил флакон на стол и сам сел на стул.
— Готово. — Ответил он на вопрос Ванессы заметно уставшим голосом. Вид у лекаря тоже был не самым лучшим, каким-то осунувшимся, такой Филипп, полностью измотанный и все еще скрытый плащом и маской, был похож на промокшего воробья. — Завтра мы узнаем, как лекарство подействует на вашего отца. Шансы на то, что это именно лекарство, только что возросли.
— Почему возросли?
— Ну… Либо это яд, либо лекарство, либо ни то, ни другое. Шанс один к трем. Он не умер сразу от моей готовки, так что теперь либо лекарство, либо вода. Один к двум.
— Что, все алхимики так черство шутят?
— Начнем с того, что я не шучу. При смешивании исключительно целебных ингредиентов может получиться редкостный яд, убивающий мгновенно. И да, все. И вы, когда станете опытным алхимиком или целителем, а тем более — хирургом, будете шутить точно так же. Профессиональная черта. Ладно, просто извините меня, если я вас задел, это сказывается мое нервное напряжение, которое я набрал за день… и за предыдущие две недели. — Филипп отнял руки от маски и указал пальцем на флакон. — Этого хватит на день. Завтра придется приготовить еще партию. И заниматься этим будете вы — под моим руководством.
Сначала Ванесса хотела возразить, что не знает формулы препарата и тонкостей его приготовления. Но дальше желания ее мысль не развилась — девушка слишком устала, чтобы возражать. Книга сняла напряжение, но не нервную усталость. И она подозревала, что Филипп тоже валится с ног.
— Научитесь под моим руководством, пока будем делать партию. — Филипп, казалось, прочитал ее мысли, предупреждая возможные вопросы. — Потом будем заниматься этим поочередно.
— Но ведь можно было обучить меня сегодня, разве нет?
— Можно было, но я подумал, что вам будет тяжело учиться и работать после всего пережитого, и решил перенести это на следующий день.
Ванесса вспомнила, как разрыдалась у кровати отца в капитанской каюте, и как поддалась панике, когда Филипп попросил ее принести ингредиенты. На очень короткое время ей стало стыдно. Но потом она вспомнила, что Филипп приплыл на корабле ранним утром, а сейчас уже вечер, и что алхимик провел часы у установок, изготовляя препарат. Теперь он сидел и смотрел в пол, облокотившись одной рукой на стол, и поигрывая извлеченными из кармана часами на цепочке.
— Давайте я вас накормлю. — Сказала Ванесса и, не дожидаясь ответа, направилась к буфету.
— А, еда. Да, после всей этой беготни и всеобщей истерии не помешало бы поесть.
Девушка снова подумала, что Филипп намекает на ее слезы в каюте и проступок с ингредиентами, ей снова стало неловко. И от волнения она совершенно не обратила внимания на тот факт, что лекарь отнесся к упоминанию о еде почти равнодушно, не так, как говорит о еде голодный и измотанный человек, а как будто из вежливости принимает в разгар рабочего дня приглашение зайти на пару-другую кружек меда на выходных.
«Перестань себя накручивать. У него тоже был тяжелый день, не у тебя одной, скорее всего это он и имеет в виду» — Сказала себе Ванесса, пока брала с полок буфета все нужное. Ее собственные слова ее не убедили. Взяв все в руки, она перенесла еду на стол, на ту половину, которая только что освободилась от скатерти — Филипп сложил ее пополам прямо вместе с приборами.
— Придется ужинать всухомятку. Сегодня я не успела ничего приготовить. — Извинилась Ванесса и вдруг подумала, что вместо того, чтобы читать, вполне можно было приготовить ужин. И на завтра что-нибудь.
— Ничего страшного. А, вяленое мясо. Рыба. — Проворковал он, беря из развернутого листа бумаги один из кусков рыбины. — Ну, ничего. Месяц ел на корабле, можно поесть и еще разок. Кто-то говорит, что на суше у нее совсем другой вкус, а как по мне, так одно и то же.
Филипп снял маку и положил рядом на стол, повесил плащ на спинку стула. Ванесса увидела его лицо. Красивое, молодое, с тонкими аккуратными чертами, как будто вырезанное из мрамора настоящим мастером. И такое же бледное. Холодок снова пробежал по коже Ванессы, на этот раз по всему телу и дважды. Сначала от увиденного, потом из-за догадки, что белые руки алхимика тогда, в трюме, ей не померещилась. Кожа у лекаря действительно была мертвенно-бледной, белее чистейшего мрамора.
— Она сильно побелела, да?
Ванесса очнулась и поняла, что все это время бессовестно разглядывала лицо алхимика. Однако на нем не было обиды. На уголках губ Филиппа играла легкая улыбка. Казалось, ему было вообще все равно, и его только веселил взгляд девушки.
— Как мел. — Проговорила она приглушенно.
— Ну, будем надеяться, она не начнет так же рассыпаться. — После этих слов Ванессе вдруг резко расхотелось есть. Но только на мгновение. Опыт почти прошедшего дня обошелся ей и ее желудку слишком дорого, аппетит под вечер проснулся недетский.
— Это болезнь? — Спросила она робко. Да, робко, всегда холодная и смелая Ванесса теперь задавала вопрос робко, как будто все еще была ребенком, причем нашкодившим.
— Да, болезнь. Но давайте не будем говорить о болезнях за столом. К тому же, это личное.
— Извините.
Какое-то время ели молча. Филипп доедал рыбину, Ванесса — краюху хлеба с молоком. Было еще вяленое мясо, говядина, и вторая рыбина, но Ванессу уже воротило от соли.
