Артем Тихомиров - Олимпия
Лима пыталась собрать разбегающиеся мысли.
- Мы - воины, вы - трусы.
Ей хочется ответит. Хлестко. Так, чтобы заставить его заткнуться.
Олимпиец тихо посмеивается.
На миг ослепляющая ненависть подавляет в Лиме всякий страх, и она воображает, как запускает ногти в его глаза и начинает давить.
Образ стремительно исчезает, ведь сама мысль о нападении на олимпийца кощунственна. И Лима не из тех, кто ломает хозяевам носы и расстреливает их, словно мишени в тире.
И как же несправедливо! Бунтовщики в Ксанте знать не знают, что она здесь и отдувается за них. Они в безопасности, они сыты и, главное, готовы сражаться. Сколько среди них Клеонов и Таис? Как быстро пополняется их подпольная армия?
От вопросов болит голова. Вопросы провоцируют еще больший страх. Лиме кажется, что смотрящий на нее олимпиец без труда читает ее мысли.
А она здесь, без надежды на спасение.
- Могу предложить отличную сделку, - сказал человек-демон, - немногие удостоились такое чести, Лима. Слушай. Ты хоть сейчас выйдешь отсюда, если согласишься работать на меня. Будь моими глазами и ушами в Блоке 3 Восток. Смотри, слушай, докладывай. Как тебе роль шпиона?
Она смотрела на него глазами затравленного зверя.
- Ты знаешь, что работающие на меня илоты свободны от охот и неожиданных встреч с олимпийцами, приезжающими в Блоки развлекаться? Стоит показать им особый значок, как все проблемы мигом исчезают. Неплохо, правда? Только дурак откажется. К тому же шпион имеет право спасти кого-то из своих родных или друзей от охоты. Не больше одного за раз, но все-таки.
Олимпиец засмеялся.
- У меня много шпионов в твоем Блоке, Лима. Почему ты оказалась здесь, как думаешь?
- Донос?
- Донос. А кто его сделал, ты в курсе? Может, догадаешься сама? Твоя тетя Кира. О! Не делай такие глаза, девочка. Это чистая правда.
- Ложь, - прохрипела Лима. - Как можно вам верить?
- Твоя тетя живет припеваючи, - покачал головой олимпиец. - Дополнительный паек, иммунитет против охоты. Список илотов, которых она отправила на смерть, впечатляет.
- Ложь!
- Тебе нельзя кричать, Лима. Ты простудила горло?
- Ложь! - Она уже чувствовала на языке вкус крови.
- Тетя видела тебя и Клеона вместе, после чего сообщила нам. Так это и работает. Ничего сложного, - прибавил олимпиец. - Хочешь?
- Замолчите! Это ложь! - Лима зажала уши ладонями.
Олимпиец поднялся, осветив ее фонариком.
- Подумай над моим предложением, - сказал он перед уходом. - У тебя есть шанс вернуться к нормальной жизни. Скажи мне, где убежище бунтовщиков и работай на меня. Никто и никогда больше не сделает тебе такого щедрого предложения.
Железная дверь грохнула. Стало темно. Лима, дрожа всем телом, доползла до матраца и скорчилась на нем.
Просто принять предложение - и все закончится. Надо быть круглой идиоткой, ничего не соображающей идиоткой, чтобы отвергнуть подобную щедрость. Хозяин желает добра, разве не видно?
Прекратятся пытки. Ни воды, ни электричества, ни избиений больше не будет.
Чушь, вмешалась в ее размышления Мятежница. Наобещать он мог что угодно, однако выполнит ли? Нет. Ты - илотка, а хозяева не дают обещаний илотам, а если и дают, но не выполняют.
Агис выполнил свое.
Агис, судя по всему, самый тупой из олимпийцев и за свою тупость поплатился сполна. Он давно мертв.
В следующий миг произошло то, что чуть не разорвало ей сердце. Олимпийцы включили музыку - на полную мощь. Адский грохот затопил камеру, стократно отражаясь эхом от стен.
Закрывая уши, Лима закричала, но если мучители и видели ее, то лишь получали удовольствие от ее страданий.
- Стойте! Прекратите! - Она не слышала даже собственного голоса.
Без толку.
Патетические завывания бравурных маршей Олимпии длились много часов. Или дней. Лима окончательно потеряла чувство времени.
4
Еду ей приносили вечность назад, но Лиме было уже все равно. Чем быстрее голод и жажда прикончат ее, тем лучше. Сил у нее оставалось ровно на то, чтобы сползать к дыре в углу. Умирать в собственных испражнениях Лиме не хотелось.
В какой-то момент она стала мечтать о допросе. Пусть снова ледяная вода из шланга, пусть электроток, но пусть хоть что-то происходит. Одиночество невыносимо. Оно быстрее сведет ее с ума, чем оглушающая пытка звуком, которой сто лет назад ее подвергли тюремщики.
Лима лежала на матраце словно мертвая. Мысли текли вяло. Память выцвела, и все образы, который ей удавалось из нее достать, выглядели как нечеткие фрагментарные картинки без смысла. Некоторые, говорят, находят утешение в воспоминаниях, но Лима очень быстро поняла, что это бред. Всякий раз действительность грубо вырывала ее из мира грез, не давала забыть о себе. Эта камера и эта тьма - все, что у нее осталось. Память - увы, ненадежный союзник. Ее легко обмануть да и что хорошего в бесконечном перебирании болезненных воспоминаний о родителях? О давних счастливых днях? Только больше боли и стыда.
Грань между сном и явью постепенно стиралась. Лима уже с трудом определяла, в каком именно состоянии сейчас находится, поэтому когда за стеной раздался плач, она просто подумала, что это очередная галлюцинация. Со временем, однако, ее посетила иная мысль. Звук был очень реальным. Как такое возможно? Если там правда кто-то есть, почему Лима так хорошо слышит его?
На четвереньках она добралась до стены. Голос - голос девушки, - раздавался совсем близко.
Лима некоторое время прислушивалась, пока не нашла щель в бетоне, откуда слабо тянуло сырым воздухом. Раньше она ее не замечала, впрочем, неважно. У нее появилась соседка, наверное, такая же неудачница из Блока 3 Восток. Кто предал ее? Тоже кто-то из родни? Сосед по улице? Или просто девочка сделала нечто, что полиция посчитала нарушением закона?
- Эй! Как тебя зовут? - хрипло спросила Лима, пристроившись у щели.
Плач прекратился, теперь раздавались всхлипывания.
Лима подумала, что ее голос, должно быть, звучал хуже некуда. Да. И она сама выглядит определенно так же. Краше в гроб кладут. В ссадинах, синяках, грязи и крови. Исхудавшая до того, что лифчик теперь висит на ней, словно на три размера больше.
- Я за стенкой, - прибавила она, - я все слышу. Мы можем поговорить?
Исключительная удача, сестра по несчастью.
- Я? Майя? - Девушка за стеной дышала через рот, тяжело и хрипло.
- Лима.
- Тебя тоже?
- Да, я здесь давно. Не знаю уже сколько.
Снова плач.
- Чего они хотят от тебя?
- Не знаю. Просто схватили на улице, связали и привезли сюда. Где мы?
- Со мной было так же. Это место может быть где угодно?
- Но я ничего не сделала!
- И я, - отозвалась Лима, - но, боюсь, этот аргумент на них не подействует.
