Леонид Бутяков - Владигор
— Ну и ну! — выдохнул Ждан. — И это — твое?
Всмотревшись в медальку, он перевел взгляд на Владия. В глазах его светилось восхищение.
— Значит, ты не выдумал, когда называл себя княжичем…
— А ты не верил?
— Не знаю, — откровенно признался Ждан, — Когда как. Понимаешь, ведь твои рассказы…
— Понимаю, — прервал его Владий. — Временам я сам начинал сомневаться. Впрочем, сейчас мое княжеское звание мало что значит. В Ладоре обосновало Климога, убийца моего отца, он властвует над Синегорьем, считается законным князем. А я кто? Пленник безродный.
— Ты уже не пленник, — возразил Ждан. — После схватки с Кабаном ты признан законным сотоварищем нашим, а после набега на рыбаков будешь равен любому в разбойной ватаге!
— Вот-вот! — со вздохом ответил Владий. — Стану вольным разбойником, начну грабить мирных поселян, при случае убивать борейских наемников, а в это время Климога будет безнаказанно высасывать кровь из моей вотчины. Ты так себе это представляешь?
Обескураженный Ждан не нашел, что ответить ему. Владий надел шнурок с амулетом и перстнем, спрятал их под рубахой, встал. Задумавшись на миг, он решительно снял с себя пояс из хвоста волкодлака и протянул его Ждану:
— Держи, он теперь твой!
— Ты чего, серьезно? — оторопел Ждан. По преданиям, что издавна старики сказывают, любой кусок волкодлачьей шкуры обладает волшебными свойствами: от вражеских стрел оберегает, прибавляет сноровки в бою, от дурного глаза защищает. Поэтому-то, когда Владий сумел Кабана одолеть, многие (Ждан не был исключением) изрядную долю его победы отнесли на счет этого пояса. Будто забыв при этом, что историю про встреченного и убитого им оборотня раньше принимали за пустую выдумку мальчишки.
— Бери и носи с честью! — не терпящим возражения княжеским тоном произнес Владий. — Дарю тебе этот пояс за то, что другом мне был истинным в самые трудные времена.
— Хотя, кто его знает, — добавил он уже вполне обычным своим голосом, — какие времена впереди еще поджидают…
Ждан принял подарок Владия, тут же опоясался им, поклонился княжичу и сказал:
— Что бы ни случилось, отныне я…
— Молчи! — резко оборвал его Владий. — Не надо клятв, дружище. До той поры, пока не вернул я вотчине Правду и Совесть, пока не воздано отмщение извергу, не принимаю ни благодарности, ни обещаний. Всему свое время, Ждан, и у каждого своя дорога. Наши с тобой разойдутся вскоре, а когда и как им вновь пересечься, на то не наша воля.
Набег был назначен на раннее утро. Поэтому еще с вечера вся разбойная ватага поднялась в поход, разбившись на два отряда. Первый должен был на челнах и учанах приблизиться к селению по воде, прикрываясь рассветным туманом, и дожидаться сигнала с берега. Второму отряду было приказано, заранее переправившись на правый берег Чурань-реки, окружить селение и начать быструю атаку по всем правилам воинского искусства. То есть рубить и резать любого, кто попытается оказать сопротивление, дом за домом продвигаясь к рыбацкой пристани. Здесь обоим отрядам предстояло соединиться, после чего тщательно обыскать все закутки, набрать всяческого добра побольше, а уж затем, как издавна заведено, — гулять-кутить до следующего рассвета.
Идея этого набега принадлежала Протасу, хотя он и не смог толком объяснить Горбачу, чем она вызвана и какими такими сокровищами поживятся разбойники в заурядном рыбацком селении. Протас, после поединка Владия и Кабана ходивший по становищу смурным и раздраженным, не желал слушать малейших возражений. Он твердил Горбачу, что ждет их знатная добыча, о которой только ему ведомо, а более он ничего не скажет. Хватит, и так слишком часто в последнее время длинные языки оставляли их без удачи!
Горбач возражать не стал. Он понимал, что атаман обуяла жажда крови и золота. После многочисленны ошибок и просчетов тот мечтал вновь доказать всей ватаге свое превосходство. В бедных рыбацких избушках, разумеется, золота отродясь не видали. Но братва хотя бы порезвится вволю, съестными припасами и одежкой разбогатеет на недельку-другую, баб и девок пощупает… Глядишь, об иных заботах на время думать перестанут, послушнее будут.
Смущало только, что Протас всерьез о богатой добыче намекал. У Горбача срок малый был, чтобы узнать подробности, но кое-что разнюхал-таки. Оказалось, Колченогий нашептал Протасу о сборщике податей, который, мол, в селение рыбаков явился за «жемчужным оброком», да и застрял там по дурости, не просыхая почти неделю. А у сборщика и его людей, которых не больше дюжины, за месяц деньжат поднакопилось достаточно. Еще, Вирем утверждал, особую дань с собой вез княжеский сборщик, алмазную… Короче, купился Протас на донос своего слухача.
Горбач же, зная историю замостьинской пьянки Вирема, совсем о другом подумал: к чему бы Колченогий о сборщике плести начал, если не по наущению? Почему об алмазах «вспомнил»?.. Кто языком его управлял?!
И смутило Горбача окончательно, что Протас вдруг поверил Колченогому, которого совсем недавно на березах раздернуть хотел. Странно, очень странно все это…
Стремление главаря во что бы то ни стало повести ватагу на дело совпадало с намерениями Горбача «показать» Владия. К тому же, если предчувствие его не обманывает, именно для того, чтобы увидеть княжича и убедиться в чем-то, некто всю историю с алмазной данью и задумал. Ладно, решил Горбач, пойдем навстречу этим планам, а там разберемся, с кем и какую торговлю вести…
Горбач посадил Владия и Ждана в последнюю лодку, отправляющуюся в селение. Он не хотел, чтобы молодые парни оказались вдруг под стрелами обороняющихся рыбаков. Да и к себе поближе следовало держать Владия: неизвестно ведь, когда «покупатель» объявится.
Шум битвы они услышали раньше, чем разглядели на берегу сигнал — полыхающую копну сена. Это означало, что отряд Протаса не смог скрытно к селению подобраться, кто-то увидел разбойников и поднял тревогу. Горбач велел своим людям подналечь на весла.
Высаживались на подгнившую рыбацкую пристань уже под стрелами, которые, впрочем, особого урона нападающим не нанесли. Рыбаки — плохие воины, хотя и отчаянные. Горбач короткими командами направлял разбойников, не забывая присматривать за Владием. Тот в бой не рвался. Прикрываясь щитом, он следовал чуть позади Ждана, и его меч пока не был испачкан кровью.
Ждан, в отличие от своего товарища, был охвачен горячкой сражения. Если бы не сдерживал его Горбач, заставляя держаться в стороне от схваток, вспыхивающих возле каждой рыбацкой хижины, парень наверняка уже вырвался бы в первые ряды нападающих. Ждан злился на Горбача, но вынужден был подчиняться.
