Александр Самсонов - Кощеевы земли
Вопреки сказкам и расхожим домыслам, представшая на округлившиеся в удивлении глаза молодого человека водяная особь не соответствовала привычным с детства стандартам. Во-первых, она оказалась не так молода и совсем не прекрасна. Во-вторых, на нее был напялен нелепый жилет неопределенного цвета, завязанный на длинные ленточки водорослей. В-третьих, рыбьего хвоста, покрытого крупной чешуей, ведун не смог бы разглядеть при всем своем желании по причине его отсутствия, а ноги оканчивались узкими ластами. Русалка, разбрасывая брызги, приняла вертикальное положение и встала напротив размахнувшегося удилищем рыбака.
Рыбак с радостью заметил, что никакого желания, глядя на водяную деву он не испытывает. Этот факт его сильно воодушевил. Ведь всем известно, что водяницы сначала завлекают обманом и ласками свои жертвы в воду и лишь потом топят. А эта? По Пашкиному мнению, надо или упиться до такого состояния, что красивым кажется все, на что смотришь, и хочешь того, на что падает глаз, или быть поганым извращенцем, только тогда и можно безбоязненно глядеть на эту водную нечисть.
С шумом выплеснув из себя воду, водяница долгим кашлем прочистила горло и вызывающе взглянула на рыболова мутными оловянными глазами. Ведун на всякий случай сделал шаг назад, но русалку уже тянуло поскандалить. Откинув с бледного лба редкие прядки серо-зеленых волос, она противно заголосила:
— Ты что это, охальник, зенки свои вылупил? Срам один: без штанов по озеру шаришься, девушек честных в смущение вводишь! Бесстыдство разводишь! Я Хозяину расскажу, как ты блуд на озере чинишь!
Встряхнув перепончатыми руками, «честная девушка» хлопнула широкими ладонями по воде, обрызгав Пашку с ног до головы. Промокший в мгновение ока рыболов с воплем выскочил на берег, но русалка не унималась. Подойдя к самому урезу воды, она продолжала вопить ругательства вперемешку с оскорблениями. От злости ее грудь заходила как насос, и хлипкая жилеточка на травяных завязочках не выдержала такого испытания на прочность, развалившись на куски. Издав возмущенный вопль, русалка сначала попыталась прикрыться ладошкой, но, взглянув на катающегося от смеха по берегу парня, снова замахала руками и, отчаянно матерясь, продолжила поносить всех мужчин мира. И Пашку в том числе.
— Да ты не волнуйся, они — бабы, все таковы, — послышался из-за Пашкиной спины незнакомый хрипло-Батый голос.
Оглянувшись, Седов увидел двоих мужиков, что утром сидели на пляже. Сейчас они расположились в лесном тенечке под раскидистой березой и весело улыбались, слушая русалкины словообороты. А та, увидев что понравившийся объект отвернулся, завопила до звона в ушах:
— Ах ты, гад ползучий, сначала смутил, почти совратил, а теперь морду воротишь! Паскудник! Извращенец волосатый! — вращая вытаращенными глазами, бушевала водяная дева. — Я найду управу на тебя. Сволочь! Ну-ка, быстро в воду вернулся! Иди сюда, что я тебе говорю!
Мужички под деревом покатывались со смеху, а невезучий рыболов, надев штаны и подхватив снасти, подошел к ним.
— Присаживайтесь, молодой человек, — гостеприимно показал на поросший травой бугорок совершенно седой старичок в старомодной пиджачной паре, — отдохни, а то подруга у тебя больно гонористая. Как ты только с такой скандалисткой связался?
— Да только подруги этой лицо мне знакомо... — поддержал разговор второй мужичок, одетый в старорежимный офицерский френч и темно-зеленые бриджи. — Не Лушка ли это Феофанова? Ты, Евграфыч, должен был помнить ее, она как раз перед германской войной утопла.
Прищурив мутные глаза, мужичок закричал беснующейся на мелководье русалке:
— Лушка! Мать твою перемать! Это ты, что ли?
Водяница удивленно ойкнула и уставилась на мужичков. Ее толстые бледные губы расплылись в улыбке, и, всплеснув ластами, она, радостно глядя на пожилую парочку, затараторила:
— Наше вам, Егор Евграфович, и вам, Лука Денисович, сколько лет сколько зим. Обрадую Озерного Хозяина, что виделась с вами. Да и подружкам будет что рассказать. Вот радость-то какая!
Пашка подозрительно всмотрелся в неожиданных собеседников и... ужаснулся. Егор и Лука оказались самыми настоящими мертвяками. Но то, что они средь бела дня сидели под деревом, распивая вино, и совершенно не боялись света, его немного смутило. Все увиденное здесь показалось ему неправильным, неестественным. Да еще эта сексуально озабоченная русалка, которая после приглашения старичков резво вылезла из воды и присоединилась к странной компании. Поддавшись страху, рыболов начал потихоньку отодвигаться от рассевшейся на берегу нежити, стараясь сделать это как можно незаметнее.
— Э-э, молодой человек, да ты нас не бойся, — заметив Пашкины поползновения, укоризненно пробормотал седенький Лука. — Мы ж не упыри какие, да и ведунов чуем издалека. Себе дороже с вашим братом тяжбу вести. От нас вреда тебе не будет. Посидим, поговорим, вина попьем. Да и с Лушкой помирим. Уважь стариков! Ведь сегодня день-то какой — двадцать первое мая. В этот день нас с Евграфычем и похоронили в восемнадцатом году. Вот теперь празднуем эту скорбную дату. Но вино настоящее! Мне его в могилку родичи положили. Знали, как приятное напоследок сделать. Ох и крепкая, зараза! Сам попробуй — убедишься.
Он уверенно разлил по пластиковым стаканчикам густое красное вино. Русалка, глупо хихикнув, одним махом осушила протянутый ей стакан и собакой разлеглась в ногах у Луки. Мертвяки не спеша прихлебывали рубиновую влагу, но Пашка не решался пригубить предложенный напиток. Заметив опасения на лице парня, старички наперебой стали уговаривать его выпить, расписывая уникальный букет выдержанного старого вина и его полезность для молодого организма. Аргументов типа «ты меня уважаешь?» они не приводили, по-видимому считая это само собой разумеющимся. Пашка с сомнением понюхал содержимое подсунутого Лукой чуть ли не под нос стакана. Терпкий запах старинного напитка будоражил ноздри. «Да пропади оно все пропадом!» — плюнул на свои страхи парень и решительно пригубил ароматную жидкость. На вкус вино оказалось даже очень. Такого Пашке пить никогда не доводилось. Евграфыч и Лука удовлетворенно зашушукались и предложили выпить еще. За них, за старое поколение, за грозных и мудрых предков. Дальше тосты покатились, как на грузинской свадьбе. Каждый старался перещеголять другого велеречивыми высказываниями, даже окосевшая Л ушка потребовала слова. Под ироничными взглядами стариков она приподняла полный стаканчик и, отчетливо булькнув нутром, произнесла:
— Предлагаю выпить за любовь.
Евграфыч как-то странно посмотрел на Седова, но развеселившийся Лука, лихо опустошив стаканчик, произнес, обращаясь ко всем:
