Роберт Говард - Конан, варвар из Киммерии
С плеч свисал темно-малиновый плащ, закрывавший одну руку и то, что в ней находилось. Соломея вдруг наклонилась, свободной рукой схватила волосы сестры и отклонила ее голову назад, чтобы встретиться с ней взглядом. Несмотря ни на что, Тамарис все еще была прекрасной. Она встретила этот тигриный взгляд с вызовом.
— Ты не увидишь больше моих слез, — ответила она. — Слишком часто ты наслаждалась зрелищем королевы Хаурана, плачущей на коленях. Я знаю, что ты пощадила меня, только чтобы мучить, поэтому ты ограничиваешь свои пытки только такими, которые не убивают и не калечат внешне. Но я больше не боюсь тебя. Ты уничтожила во мне последние остатки надежды, страха, любви и стыда. Убей меня, и покончим с этим, ты, дьявол из ада!
— Успокойся, дорогая сестра, — промурлыкала Соломея. — До сих пор я заставляла страдать только твое тело, твою гордость и самолюбие. Ты забыла, что в отличие от меня способна на нравственное страдание. Я наблюдала это, когда потчевала тебя рассказами о комедии, которую я сыграла с некоторыми из твоих глупых подданных. Ты знаешь, что Карлидис, твой преданный советник, пробрался сюда из Турана и был схвачен?
Тамарис побледнела.
— Что ты с ним сделала?
Вместо ответа Соломея вытащила загадочный сверток из-под своего плаща. Она стряхнула шелковые обертки и поднесла к лицу королевы голову молодого человека с чертами лица, застывшими в момент нечеловеческой муки.
Тамарис вскрикнула, как будто лезвие пронзило ее сердце.
— О, Иштар! Карлидис!
— Да, он хотел поднять людей против меня, бедный глупец, говоря им, что я не Тамарис. Как люди могут восстать против шемитов Константинуса с палками и камнями? Ха! Собаки едят его безголовое тело на площади. Ну, сестра!
Она замолчала, улыбаясь, глядя на свою жертву.
— Ты теперь обнаружила, что пролила еще не все слезы. Хорошо! Я приберегу нравственные мучения напоследок. Вскоре я покажу тебе много таких зрелищ, как это!
Стоя при свете факела с отрубленной головой в руке, она не походила на человека, рожденного земной женщиной. Тамарис не поднимала глаз. Она лежала лицом вниз на скользком полу, ее изящное тело сотрясалось в рыданиях, сжатые руки бились о камень.
Соломея прошла к двери, ее браслеты позвякивали при каждом шаге, подвески вспыхивали в свете факела.
Несколько мгновений спустя она появилась из двери под темной аркой, где ее встретил огромный шемит с блестящими глазами и плечами, как у быка. Его большая синяя борода спадала на могучую грудь.
— Она плакала? — пророкотал низкий голос.
Это был генерал наемников, один из немногих приближенных Константинуса, который знал секрет королевы Хаурана.
— Да, Хамбанигаш. Имеется целая область чувствительности, которую я еще не трогала. Когда одно чувство притупляется постоянными терзаниями, я открываю новое, более уязвимое. Сюда, собака!
Приблизилась дрожавшая, спотыкающаяся фигура в лохмотьях, с грязными нечесанными волосами — один из нищих, что спали в аллеях города. Соломея швырнула ему голову.
— Вот, брось это в ближайшую канаву. Сделай знак ему руками, Хамбанигаш. Он не слышит ничего.
Генерал знаками показал, что надо сделать. Нищий понимающе кивнул и с трудом заковылял прочь.
— Почему ты продолжаешь этот фарс? — пророкотал генерал Хамбанигаш. — Ты так прочно обосновалась на троне, что ничто не сможет повредить тебе. Подумаешь, если хауранские глупцы узнают правду? Они ничего не смогут сделать. Объяви себя в своем настоящем обличии. Покажи им обожаемую экс-королеву и отрежь ей голову на городской площади.
— Нет, пока рано, дорогой Хамбанигаш…
Глухонемой нищий притаился во дворе, его руки, державшие голову Карлидиса, больше не дрожали.
— Я узнал правду, — прошептал он едва слышно. — Она жива! Карлидис, твоя жертва не напрасна! Они заперли ее в темнице! О, Иштар, если ты любишь людей, помоги мне теперь!
Глава 4
Волки пустыни
Ольгерд Владислав наполнил украшенную драгоценными камнями чашу малиновым вином из золотого кувшина и пододвинул его через стол Конану. Одежда Ольгерда удовлетворила бы тщеславию любого запорожского гетмана.
Его халат был из белого шелка с усеянной жемчужинами грудью. Пояс охватывал бахотрийский ремень, широкие шелковые шаровары были заправлены в короткие сапоги из мягкой зеленой кожи, вышитой золотой нитью.
На голове красовался зеленый шелковый тюрбан. Единственным оружием был широкий изогнутый нож в ножнах слоновой кости.
Откинувшись назад в золоченом кресле с орлами, Ольгерд шумно выпил искрившееся вино большими глотками.
Напротив него сидел загоревший до черноты киммериец. Скромность его одежд представляла сильный, контраст с роскошью Ольгерда. Он был одет в черную кольчугу, широкая золотистая пряжка сверкала на поясе, который придерживал меч в старых ножнах.
В палатке, сделанной из расшитых золотом штор и устланной богатыми коврами, награбленными кочевниками, никого, кроме них, не было.
Голоса тысячи людей, расположившихся лагерем, сливались в мерный шум, который проникал в палатку.
Ольгерд ослабил пояс, снова потянувшись за вином.
— Когда-то я был гетманом в Запорожье, теперь я вождь пустыни. Семь месяцев назад ты висел на кресте около Хаурана, теперь ты лейтенант самого сильного войска между Тураном и восточными землями. Ты должен быть благодарен мне.
Конан засмеялся и поднял кувшин.
— Когда ты позволяешь подняться человеку, ты уверен, что получишь от этого пользу. Я отработал все, что получил, своим потом и кровью.
— Ты сражался, как дьявол, — согласился Ольгерд. — Но не думай, что это благодаря тебе множество людей мечтает влиться в наше войско. Их привели к нам успехи в набегах, направленных моей мудростью. Эти кочевники всегда ищут удачливого вожака, и у них больше веры в пришельца, чем в человека их собственной расы. Нет предела, которого мы не могли бы достичь. У нас сейчас одиннадцать тысяч человек. На следующий год мы втрое увеличим это число. Мы до сих пор довольствовались набегами на поселения туранцев и города-государства на Западе. С тридцатью или сорока тысячами людей нам не нужны будут больше рейды, мы завоюем и обоснуемся в Шемии. Я буду императором, а ты моим визирем, если будешь выполнять мои приказы беспрекословно. А пока я думаю, мы сделаем рейд на Восток и нападем на поселки туранцев в Веземе, где они собирают пошлину с караванов.
Конан покачал головой:
— Я думаю по-другому.
Ольгерд раздраженно сверкнул глазами.
