Елена Хаецкая - Падение Софии (русский роман)
— Припадком? — неприятно поразился я.
— Ну да, — подтвердил Витольд. — А я вас разве не предупреждал? Если Мурина крепко напугать или, положим, несправедливо отругать, он бледнеет совершенно как полотно, губы у него трясутся, руки прыгают и он не может выговорить ни слова. Впадает в ступор. Может потом целый месяц ходить немым и вообще производит впечатление безумного.
— Вы, кажется, утверждали, что Мурин не сумасшедший, — напомнил я.
— Он и не сумасшедший, — сказал Витольд. — Просто иногда у него случаются припадки.
Я не постиг принципиальной разницы, но вдаваться в детали побоялся. Вдруг у моего управляющего, помимо ксеноэтнографии и палеонтологии, обнаружится еще и незаконченное медицинское образование? С некоторых пор я мог ожидать от Витольда чего угодно.
— Я так и не понял, Безценный, что нам теперь следует делать относительно Мурина, — произнес я примирительным тоном.
Витольд посмотрел почему-то на мои ноги, а затем кивнул:
— Наденьте ваши резиновые сапоги.
* * *Совет Витольда воспользоваться резиновой обувью, которому я последовал, оказался весьма кстати. Покинув усадьбу, мы очутились в царстве непролазной грязи.
Дождями размыло глинистые почвы. То, что выглядело летом как влажный луг, мило расцвеченный незабудками, теперь превратилось в мрачное темное болото, из которого тут и там торчали какие-то кривые палки. То и дело оскальзываясь, мы с Витольдом продвигались по этой безрадостной равнине. Я недоумевал: где мог здесь спрятаться Серега Мурин? По словам Витольда, Мурин отсутствовал с вечера, следовательно, он провел в бегах всю ночь…
— Слушайте, Витольд, — заговорил я, — он ведь простудится насмерть, а? Мурин-то. Если вздумает лежать на этой земле. Застудит себе спину.
— И почки, и печень, — рассеянно подхватил Витольд, поправляя на плече мешок и явно думая о чем-то своем. — И желудок, и желчно-каменный пузырь, и нижний отдел кишечника…
— Судя по вашему тону, мне не о чем беспокоиться? — съязвил я.
Витольд остановился, поглядел на меня сквозь забрызганные грязью очки.
— Ну почему же, беспокоиться есть о чем, — сказал он, снимая очки, протирая их пальцами и снова водружая на нос.
Равнина выводила нас к обрыву. Внизу бежала река, вздувшаяся, темная.
Мы остановились, любуясь этой притягательно-жуткой картиной. Небо над нашими головами было туго набито облаками, похожими на рваные шерстяные одеяла. Плоская земля выглядела старым полем битвы, на котором истлели погибшие. Редкие деревья стояли полураздетыми и тряслись от холода.
— Спускаемся, — объявил Витольд.
Я посмотрел на него как на сумасшедшего. В первые мгновения мне подумалось, что он шутит, но Витольд вовсе не собирался шутить. Напротив, он был как-то устало-серьезен.
В морях грязи он отыскал нечто похожее на тропинку и начал осторожно спускаться под обрыв. Я следовал за ним, хватаясь за пучки травы, корни деревьев — сплошь ненадежные опоры. Пару раз я проехался на животе, штаны сзади у меня тоже промокли. Витольд двигался куда ловчее, хотя ладони у него были черные, и на коленях тоже остались пятна.
Вода шумела все громче — внизу были перекаты. Неожиданно я подумал о том, что, упав здесь в реку, я непременно разобьюсь. В любом другом месте — просто вымокну, промерзну, возможно, подхвачу воспаление легких, но только не тут. Перекат сулит мне трещину в основании черепа, переломленный позвоночник и другие радости мгновенной смерти.
— Здесь ступеньки, — донесся глухой голос Витольда.
Самое крутое место обрыва действительно было снабжено ступеньками, вырубленными в земле. Их даже обложили досочками, чтобы не осыпались. Дожди почти совершенно уничтожили эти творения человеческих рук, которые, очевидно, в соответствии с местной традицией, возводились каждую весну заново.
Переползая со ступеньки на ступеньку, я наконец очутился перед входом в небольшую пещеру.
— Что это? — осведомился я.
— Как можете видеть, пещера, — сообщил Витольд, вынимая из заплечного мешка и зажигая фонарь.
— Она тоже — мое владение?
— В какой-то мере, — отозвался Витольд и провел лучом фонаря по стенам.
— В какой мере? — настаивал я.
— В той мере, в какой человеку вообще может что-то принадлежать на грешной земле… Как говорится, все мы состоим из одного и того же праха, и в конце пути все эти прахи перемешиваются. Положим, покойник Кузьма Кузьмич полагал, будто пещера эта — его собственность. И что же? Где нынче Кузьма Кузьмич?
Витольд повернулся, держа фонарь, и уставился на меня. Луч блуждал по стенам, по подбородку Витольда, превращая всю сцену во что-то потустороннее и вместе с тем театральное. Как будто я смотрел постановку где-нибудь в дешевом театрике, рассчитанном на наивные вкусы простолюдинов.
— Понятия не имею, где теперь Кузьма Кузьмич, — ответил я. — Полагаю, однако, что не здесь. Хотелось бы, знаете, на это надеяться.
— Что, привидений не любите? — фыркнул Витольд.
— Что это за пещера?
— Когда-то здесь добывали камень для строительства, потом забросили. Ходите осторожнее, тут много переходов и всяких каменных мешков. Заблудиться ничего не стоит.
— У вас есть карта?
— Карта? — Витольд покачал головой. — Скажите честно, Трофим Васильевич, была бы у вас такая карта, — смогли бы вы по ней отыскать дорогу?
— Не знаю… — Я задумался, воображая себя в подземных лабиринтах — одиноким, но с картой. — Наверное, нет, — признался я наконец.
Мы вошли в глубину пещеры. Поначалу нам не пришлось сильно наклоняться, но потом уже мы двигались, согнувшись в полном смысле слова буквой «Г», что было и неприятно, и как-то даже унизительно. У меня сразу заболела поясница, и я в душе жалел о том, что вообще отправился в экспедицию.
— Что-то я устал, — проговорил Витольд. — Давайте полежим немного, передохнем.
Я охотно плюхнулся на живот, не осознавая, что упираюсь головой в сапоги Витольда.
— Далеко тянутся эти пещеры? — спросил я.
— В точности неизвестно, — сказал Витольд. — Говорят, тут есть сквозные ходы. Вроде бы, можно войти под обрывом, а выйти на поверхность где-нибудь возле Агафьино, в сорока верстах отсюда.
— Удобно для разбойников, — предположил я. — Я имею в виду, для Свинчаткина с компанией.
— Удобно, если только они не заблудятся, — отозвался Витольд. По его задумчивому тону я догадался, что он уже размышлял над этим. — В здешних переходах заплутать совсем не штука, даже если и с картой.
— Так карта все-таки существует? — насторожился я.