Дарья Афанасьева - Дом дураков
— Самти Фаулор? — дверь в комнату приоткрылась. Горилика, легка на помине. — Вы не спите?
— Нет, — со вздохом признался я.
— Как Вы? — принцесса присела на край кровати и откинула с лица вуаль.
— Я в порядке. Что-то случилось?
— Нет, — Горилика замялась. — Мне показалось, что Вы… не очень хорошо себя чувствуете.
— Похоже, ты права. — Я попытался приподняться на локтях и почувствовал, как дрожат руки. — Позови акши Ал. И пусть прихватит с собой кадавра.
Горилика кивнула и поспешила за адептом воды. Ал появилась на пороге через минуту. В руках у нее была сумка с лекарствами, а за спиной маячил Ро. Акши выпроводила принцессу за дверь и заняла ее место на краю кровати.
— Самти?
— Похоже, душа перерожденного зацепила меня краем ауры.
— Физических повреждений нет? — Ал коснулась кончиками пальцев моего лба и удовлетворенно кинула: — Нет. Ро, посмотри, что с ним.
Ро наклонился надо мной, расстегнул ворот рубашки и положил ладонь мне на грудь. Я ощутил, как пробегает по нервам ток, и закрыл глаза, максимально расслабляясь.
— Действительно, зацепил. — Ро покачал головой и начал двигать ладонью, исправляя поврежденные силовые нити.
Кто бы мог подумать, что кадавр, по случаю купленный акши Ал для опытов, окажется вовсе не нежитью, а адептом жизни. Девушка посчитала это знаком свыше, и с тех пор оберегала рори с неистовостью, свойственной только адептам воды. Малейшую угрозу в адрес Ро она принимала на свой счет и реагировала незамедлительно. Будь на то ее воля, она завернула бы адепта жизни в три одеяла и кормила с ложечки манной кашей.
Времени на восстановление нитей ушло немного, но едва Ро убрал руку от моей груди, дверь снова приоткрылась. Горилика не желала оставлять меня без присмотра. Ал тяжело вздохнула:
— Заходи уже, а то сквозняк.
Принцесса скользнула в комнату и замерла у кровати. Я неподвижно лежал на спине, раскинув руки и закрыв глаза. Меня развезло: страхи отступили, и я начал засыпать.
— С ним все в порядке? — Горилика коснулась моей руки и я застонал: ну почему меня всегда начинают тормошить в самый неподходящий момент?
— Его задела душа перерожденного. Ничего серьезного. Нити восстановились бы сами собой уже через пару дней, но завтра мы отправимся к Лисьим Курганам, и следующую ночь нам предстоит провести под открытым небом. Поврежденная аура и ночная сырость в сумме вполне могут вызвать серьезные проблемы со здоровьем.
Ал говорила что-то еще, но я уже не слушал. Сон накрывал меня, будто меховое одеяло, и главное, о чем я в тот момент думал — как бы не захрапеть в присутствии благородных айвэ.
— Быть может, ты принадлежишь воде?
Грандмастер, улыбаясь, смотрел, как я барахтаюсь внизу, под самыми его ногами. Огромный бак с водой был накрыт металлической сеткой, достаточно прочной, чтобы выдерживать вес взрослого человека, но слишком мелкой, чтобы я смог уцепиться за нее хотя бы пальцами. Воды в баке было не так уж и много: всякий раз, погружаясь в воду, я чувствовал под ногами дно, но дышать можно было только стоя на цыпочках, а плавать я не умел, и силы мои были на исходе. Грандмастер смотрел на меня, и в глазах его было разочарование. Я зажмурился. Вода все сильнее сдавливала грудь, пока ребра не затрещали и я не открыл глаза.
— Не дергайся, Кукушонок!
Надо мной стоял Керив — сын отцовского лесника. Керив был на голову выше сверстников, сильнее их, храбрее. За ним ватагой ходили мальчишки со всей округи. Лесник подарил девятилетнему шалопаю настоящие сапоги, и теперь я всеми ребрами чувствовал, что сапожник постарался на славу. Я повернул голову. Четверо друзей Керива валяли огромного Мадуона, будто мешок. Они не били его — просто катали в пыли и обзывали. Бить того, кто не сопротивляется неинтересно. Другое дело — я. Мне сегодня еще предстояло придумать достоверную историю для родителей, почему у меня больше нет передних зубов, но и Кериву влетит от матери за разорванную куртку. Но это будет потом, а сейчас я слышал, как скулит от страха мой брат и видел в глазах Керива превосходство.
Сон оборвался внезапно, без каких-то видимых причин. Я по-прежнему лежал на спине, и за открытым окном была ночь. В комнате уже никого не было, но запах лампового масла еще не успел выветриться — сон был недолгим, но глубоким и содержательным.
Я верю в сны. Верю в их тайное значение. Боги ли посылают их или нет, но сны являют знаки прошлого, настоящего и грядущего — нужно только разгадать их. Я сел на кровати и прислушался к себе. Ни следа хмеля или усталости. Голова была ясна, а тело готово к действию. Сидеть на месте казалось мне сейчас немыслимым, но куда идти, я не знал. Из головы у меня не шел странный сон. Чувства, подавляемые наяву, нередко находят воплощение в снах, но кто так обидел меня? Чей взгляд не давал спокойно спать? Или дело не в чувствах, а в людях? Грандмастер? Не упомнить всех обид, которые он мне нанес, так почему именно тот день? Керив? Я едва помнил его. Мадуон? Он был беспомощен и жалок, но я все равно любил его и защищал, как мог, а он ходил за мной, как привязанный и дарил всякие глупости, вроде человечков из желудей. Вот оно! Я поймал ускользающую мысль за самый кончик хвоста.
Наверное, не стоило открывать дверь на чердак пинком. Не успел я переступить порог, как мне в горло уперлись аж три кинжала. Ал, Паук и Игрен смотрели на меня одинаково грозно, так что я даже отступил на шаг назад. Успел, к моему удовольствию, закрывал собой Горилику, и только Ро продолжал сидеть на подоконнике и беззаботно качать ногой — он, видимо, узнал меня по топоту кованых сапог.
— Молодцы, — я хлопнул лот Хорена по плечу. — Бдите дальше.
Я прошел мимо насупленных защитников и выудил из-под лавки свой рюкзак. Когда-то очень давно я, чего таить, снял его с трупа некоего безвестного бродяжки. Шат свидетель, к смерти его я отношения не имел, но рюкзак мне приглянулся. Вскоре я заметил, что все материально ценное в нем долго не задерживается — ломается или портится, а вот разный мелкий хлам оседает в невероятных количествах. Всякий раз, перебирая его содержимое, я приходил к выводу, что таскаю на себе лишний груз. Часть содержимого рюкзака еще можно было сохранить, как память, но о происхождении большей части предметов я уже и не помнил. И все же я упорно брал рюкзак во все путешествия и, если приходилось выбирать, бросал еду и воду, но не его. И всякий раз оказывался прав: не было еще случая, чтобы что-то из рюкзака мне не пригодилось.
Вот и теперь я, на глазах у изумленной публики выкладывал на пол свои "сокровища", силясь докопаться до дна рюкзака. Чайная ложка, карандаш, расческа без зубьев, браслет из деревянных бус, подсвечник из лучевых костей (сам не понял, как стащил с прилавка), связка дырявых камешков, причудливо изогнутая веточка — все это располагалось аккуратным рядком у моих ног. К счастью, слишком глубоко копать не пришлось. Вышитый бисером мешочек сжимала в лапах огромная дохлая крыса. Клал ли я труп крысы в рюкзак, или бедное животное забралось в него само, точно сказать я не мог. В сомнениях покрутив за хвост мумифицированное тельце, я вернул его на место, а мешочек отнес к столу. Мои друзья, все это время, затаив дыхание, наблюдавшие за моими манипуляциями, поспешили следом.
