Антон Карелин - Дорога камней
Танвар, готовый к любому испытанию, только не к искренности, опустил глаза, затем возвёл их к потолку, потом посмотрел на Принцессу удивительно спокойно, лишь немного огорчённо. Быстро промокнул белым платком в крупную чёрную клетку блестящий высокий лоб.
— В идущей вперёд... — тут голос его упал почти до шёпота, но он все же вымолвил это, — а не спящей. Простите, Ваше Высочество.
— Что за глупости?! — воскликнула изумлённая Венри, подаваясь вперёд и даже двинув руками, будто хотела возмущённо всплеснуть. В глазах её колыхнулся гнев. — Как ты смеешь?!.
— Спокойно, — не улыбаясь, Принцесса жестом остановила её; в глазах её начинал светиться пока незаметный огонь. — Все просто, Венри. Он тоже прогрессивный, понимающий подданный. Из новых. Он также считает, что мой отец, светлейший Император, сидит в Галерее, как бревно, и ничего не делает для Дэртара уже пять лет. Он видит в нем куклу, которой место за сценой, вместе с рухлядью, отыгравшей своё в театре былых времён. Так?!.
В комнате звенело угасающее эхо, отражённое недвижными струнами света, полураскрытыми бутонами хрустальных бокалов, колышущимся тончайшим гиаром[8].
Венри застыла, все-таки всплеснув, и левая рука её закрывала до сих пор не сомкнувшийся рот, алеющий на белом от пудры лице. Клари стоял бледный, как поблёскивающее от солнечных лучей, мутноватое, но прозрачное гиаровое полотно, глаза его были расширены и бездумны, как стекло. Слова, запретные, как смерть, были сказаны здесь, и уши обоих услышавших оказались слишком не подготовлены... Быть может, это говорило об их верности?..
Принцесса повела плечом, недовольно, но спокойно отбрасывая сбившуюся тонкую прядь.
— Вы боитесь, — негромко заметила она, насмешливо глядя. — Вы знаете силу рока, верите в свет исходящий, чтите Его, как Бога — по-прежнему, несмотря ни на какие пять лет. Вам страшно, потому что тень падёт на каждого, кто посмеет даже недоумием оскорбить Его; ведь это знает всякий ребёнок Дэртара. Вы помните все сказки, которые внушались вам с детства, и думаете, теперь вас накажут. Не могут не наказать: вы слышали это!..
Венри медленно отняла руку ото рта. С трудом опустила её. Она, несмотря на весь свой насмешливо-хрипловатый цинизм, от услышанного стала бледна. Клари смотрел на Принцессу, не отрываясь, но, кажется, бусинами восковых глаз видел совсем не её.
— Ваше... Высочество, — сглотнув, просипела мадам, стараясь как можно быстрее прийти в себя, — это была... шутка?
Принцесса прищурилась.
— Ту думаешь, я расположена шутить? — новым, незнакомым даже для мадам тоном спросила она.
— Прошу простить меня, — низко склонившись, опустив голову, вжимаясь взглядом в пол, прошептала воспитательница Инфанты.
— Так что, Клари, — спросила Катарина, — ты вправду думаешь, настало время творить иной порядок вещей? Сменить всеобщую дрёму на пробуждение и лечебный душ Ви- гора де Шарко?..
Юноша посмотрел на Принцессу осмысленно. Он колебался. В конце концов победило понимание.
— Я, — просипел он,— я...
— Можешь не выбирать слова, Клари, мне не нужны нектар и мёд, сегодня был ветер, я капризна, я хочу правдивых пчёл... Я жду.
Танвар кашлянул, втянул воздух, помолчал и, успокоив дыхание, ответил:
— Я хотел бы, чтобы все было по-старому. Старый порядок лучше того, что планируют Старшие Советники. Но все палаты Совета поддержат их, потому что на стороне Бринака и заговорщиков разум. Пусть жестокой и кровавой ценой, но разум. Мы уступаем год за годом... Если так продолжать, то лет через двадцать от Империи останется княжество, или графство, окружные вассалы и независимые северяне, как губки, впитают все, что выливается из дыр, сочится из щелей... Так нельзя, Ваше Высочество. Так нельзя. Для государства... это невозможно.
Венри хотела что-то сказать, но под взглядом Принцессы осеклась.
— Мадам де Венри хотела сказать тебе, Клари, что дело служащих — следовать долгу, не пытаясь разобраться в справедливости и нужде; за тебя это сделают те, кто выше и мудрее.
— Я так и делаю, госпожа, — ответил бледный и, кажется, усохший Клари, коротко кланяясь в сторону старшей подруги Принцессы. — Поверьте, мне было трудно сказать эти слова, мучительно услышать то, что сказали вы. Ваше Высочество, что бы я ни думал, я предан только вам. И ради вас я сделаю все, что будет угодно.
Мгновение Принцесса разглядывала его, немного сумрачно и почти совсем незаметно печально. Огонь, все время мерцавший в её глазах, теперь угас.
Юноша смотрел на неё и решался задать мучающий его вопрос.
— Вы желаете знать, Ваше Высочество, — наконец спросил он, — верю ли я в то, что лучшим пробуждением для Империи станете... Вы?..
Она смотрела на него, не отрываясь, несколько секунд. Что-то было в её взгляде: неясное, далёкое, странное, тайное, — да разве, как страстно ни хотелось бы, разве мог он это понять: эту загадку, эту живую, вечно ускользающую, как луч света, ослепляющую, тревожную, как серебряная птица, своенравную и жестокую, как боль, прекрасную, сводящую с ума тайну, благоухающую, как спелая роза, и светлую, как утренняя заря?!.
Взгляд её прошёлся по коже его напряжённых скул, по блестящим от пота щекам, по собранному в нервное напряжение складчатому лбу. И угас, — из повергающего в слабость и дрожь, безумие и трепет превращаясь в обычный, спокойный.
— Мой брат Краэнн, — напомнила она. — Они обсуждали его? — едва заметно улыбаясь, очень спокойная, будто между двумя одинаковыми вопросами не было абсолютно ничего, спросила она.
Посланник Принцессы откашлялся.
Отгадка была где-то рядом, на протяжении нескольких секунд, или она постоянно жила здесь — недостижимая, пока не придёт заветный срок... Папка вновь ожила в руках юного Клари, раскрывая крылья, выпуская на свет милостивых Богов, — вот выпорхнул верхний из хранящихся светло- зелёных, окантованных переплетёнными гербами листков.
— В повестке дня было два вопроса, непосредственно касающиеся вас и вашего брата, госпожа, — сказал Клари Танвар, — обсуждение Королевской Охоты, Пожара и резни, устроенной Принцем, спуска Гончей, а также способов ограничения свободы действий вас обоих.
— Отлично, — сказала Принцесса, — продолжай.
11
Когда Клари ушёл, оставляя за собой неуверенность, внутренние переживания и угасающий запах пропитанного потом шейного платка, мадам и Принцесса остались вдвоём, окружённые молчанием и солнечным светом.
Нож, который за третьего теперь не считался, стоял позади, в привычной неподвижности, — он мог не двигаться очень долго, замерев практически в любой позе, — и думал о своём. Величина и масштаб событий поражали его, привыкшего к размаху, но считавшего, что выполняемая Цель будет гораздо проще и яснее. Столкнувшись с Принцессой, он меньше чем за неделю воочию увидел и узнал много такого, что переворачивало все прежние представления о ней и о мире, в котором она жила. О мире, в который судьба, не спрашивая, когда-то швырнула и его.
