Антон Карелин - Дорога камней
— Сворачивайся. Дуй ко мне. Быстро, — сказал Первый и отключил связь.
Несколько минут он сидел на шатком стуле, трещавшем каждый малый поворот, и размеренно, вроде даже успокоенно дышал. Затем покрепче ухватил перо, подвинул, кряхтя, собранные полуросликом рассыпанные бумаги к себе и, отыскав нужную, вывел фамилию Виссенара де Вари в списке с номером два, маркированном пометкой «глаз».
А в свою потрёпанную вспомогательную тетрадь записал:
«Прямое непосредственное вмешательство, равно как и неотслеживаемое формально устранение так или иначе приведёт к неминуемому протесту со стороны Диктатора, пока тот не подпишет Отречение, и со стороны всех членов группы «Верность». Лучше будет использовать внутренние противоречия между договорившимися сегодня сторонами для создания предпосылок разлада. Обратить внимание на нейтральность Конклава. Судя по фактическим данным, Мастера предпочитают работать на каждую из сторон, в то время как остальные члены коалиции считают, что они на их стороне. Использовать это. Обязательно использовать».
Ниже, уже на другом листке, в списке номер четыре, дополняя его пятьдесят вторым, Роузелл написал:
«Основная показательная акция: из всех возможных жертв следует выделить Дарса Дерека де Клер-Амато, фигура которого подходит на эту роль идеально.
Рекомендация: немедленное пресечение всех действий; обвинение в заговоре против Империи и Императора; отвод от дел с внутренним трибуналом без разглашения и повторного слушания; дополнительно: возможно обвинение в нечистой связи с Диктатором, которая могла бы иметь место во время как обучения, так и адъютантства.
Точка разрешения первого кризиса: смерть генерала Амато; самоубийство после обвинений, направленных с нескольких сторон (запланированная акция с использованием простонародья и/или аристократии).
Основные направления постатаки: обвинение Совета в подлоге и ложной рифакции, в фактическом действии против Закона. Снятие обвинений с Амато и вывод его, как фигуры несправедливо обвинённого. В качестве фигуры обратного воздействия использовать Джоанну Хилгорр и любого из близких родственников генерала Амато.
Одновременно следует нанести дополнительные идеологические атаки по шести направлениям, каждое из которых...»
Старший Советник писал не переставая, словно художник, которому открылось Дыхание Божье, впечатывая в лист фразу за фразой, с облегчением и страстью человека, после долгих лет скитаний наконец-то нашедшего свой пустующий дом, и странная улыбка, не затухая, свободно бродила по его блиноподобному, трехподбородочному, очень выразительному и теперь уже почти не усталому лицу.
10
Мадам Венри со своим подопечным прибыла примерно полчаса спустя, когда завтрак был окончен, комната красного дерева подготовлена, Нож облачён в привычную незаметность, а Принцесса одета к предстоящей встрече подобающе.
Прошуршав лимонно-жёлтым платьем с кремовыми кружевами по полированному паркетному полу коридора, мадам застыла на пороге в низком и продолжительном поклоне, ожидая одобрительных и разрешающих слов, краем глаза исподлобья рассматривая новое платье и облик сегодняшней Инфанты.
— Доброе утро, — кивнула Принцесса, лицо которой по-прежнему отражало тень дальнего странствия, полной отрешённости от происходящего здесь и сейчас; бездумно, едва ли не ласково водя рукой, она завершала краткие записи и пометки в маленьком блокнотике с пергаментно-жёлтыми листами, обложкой из слоновой кости и крошечным бронзовым замком.
Ровная прядь иссиня-чёрных волос падала на её щеку, подрагивая всякий поворот руки, любое движение плеча. Поправляя атласно-белые складки с пенным кружевом оттенка едва заметной восходящей зари, предвещающей начало ветреного дня, Катарина коснулась кружева щекой, потёрлась розовой кожей о ткань, отстраненно и естественно, словно котёнок или человеческое дитя. Приподняла глаза, пусто глянула на застывшую в реверансе мадам.
— Проходи, — откладывая блокнот на столик справа, разрешила она, и в глазах её плыла тусклая глубина туманных небес.
— Ваше Высочество, — голос мадам, опытной и знавшей воспитанницу назубок, сейчас уловившей в облике Наследницы признак странного отстранения и желавшей пробудить её к жизни немедленно, чтобы она могла бесстрастно и вместе с тем вдохновенно следовать дальнейшим делам, наполнился тёплым мёдом, влажной страстью, солнечно-ясным воодушевлением и тёплой, спокойной радостью, будто принесённая весть стоила полкоролевства, — ваш галчонок... он прибыл.
Ей показалось, лицо Принцессы оживилось хотя бы на миг: дрогнули брови, в глазах, застывших взглядом в недоступной и пустынной дали, мелькнули слабая улыбка и блеск.
— Где он? — тихо спросила Инфанта, отводя послушные пряди и рассматривая пришедшую Венри с необычной, непривычной внимательностью, — как неуверенный в чем-то серьёзном человек, что в миг архисложного выбора замирает на минуту, на час, на день, вдыхая новые запахи привычного воздуха, увидев новые краски в старом окружении, услышав новый смысл в привычных словах, — замирает, выпадая из мира внутреннего во внешний, таким образом пытаясь отыскать подтверждение или отрицание своим мыслям, найти помощь размышлениям и мукам.
Мадам мысленно кивнула, отчётливо понимая происходящее, и спрятала своё изумление, так глубоко, как смогла. Она давным-давно не видела Принцессу задумчивой, неуверенной в себе, и слишком привыкла, как все остальные, удивляться, с какой лёгкостью дитя Высокой Крови принимает решение за решением, решает задачу за задачей... теперь ей на мгновение стало страшно. Как одинокой мыши в огромном поле, где нет возможности спрятаться, где кто-то безумный и жадный скосил всю траву, бросил косу и ушёл; где бывшая роща трав, полная запахов и теней, теперь встречает увяданием и пустотой, залитой ярким солнечным светом... После своего совершеннолетия Принцесса стала иной.
— Ожидает за дверью, Ваше Высочество, — с почтительной весёлостью ответила мадам, шурша юбками, пересекая ровные полосы-круги: паркета, серого камня, белого мрамора, ещё приподняв платье, стараясь стелящимися у самого пола кружевами не касаться спящей пентаграммы; перешагнув, снова ступила на белый мрамор, серый камень, прошла по темно-алому дереву и с кратким поклоном остановилась возле кресла на небольшом возвышении — кресла, из-за спинки которого лишь шестеро суток назад выплыла худая рука убийцы, пытавшегося угрожать Катарине.
Мгновение вокруг царила ничем не прерываемая тишина. Затем Венри распрямилась, едва заметно дрогнула, увидев, что в глазах её воспитанницы по-прежнему плывёт глубокое, затягивающее ничто, что неизвестные мысли взяли её в далёкий, непрекращающийся плен. Она уже собиралась приоткрыть улыбкой опытный, меткий на вопросы и остроты рот, увлечь девушку словами, пытаясь пробудить её, — как вдруг Инфанта очнулась сама. Словно там, далеко вдали, кто-то захлопнул манящую книгу, будто туманное облако накрыло переплетения грядущей судьбы, или чтение невиданного романа было в это мгновение закончено, — Катарина неожиданно преобразилась. Глаза её мягко замерцали, наполняясь покоем, твёрдостью, затем лёгким, почти никогда не исчезающим лукавством; кожа налилась румянцем, будто мысли, наконец-то свободные, сразу же ринулись к темам розовеюще запретным, а руки её, оживлённые, гибко и легко взлетели, касаясь причёски, складок платья на плечах, рубиновых серёг и тонкой сеточки-диадемы, украшающей лоб, стирая черты пугающе пустые, наполняя Принцессу той живительной силой, чистой юношеской прелестью, что безостановочно влекла к ней всех и вся.
