Антон Карелин - Дорога камней
— Не предпринимайте никаких попыток сканирования, не используйте магию в принципе, — приказали оттуда. — Отключите все виды проникающей дивинации, кроме слуховой. В особенности не пытайтесь воздействовать на представителя Конклава.
— Правильно ли я понял? — осторожно переспросил Первый. — Записи разговора это тоже касается?
— Попробуйте её проверить, — вместо ответа усмехнулся невидимка с той стороны неизвестности.
Роузелл пожал плечами, соглашаясь, что раз уж Ли’анн присутствует на встрече, наверняка лично экранирует все устройства, собирающие информацию, кроме зрения, слуха и памяти самого агента Гранта. Первый и не собирался ничего проверять.
— Грант, слышал? — переспросил он. — Давай отключи все это.
— Слушаюсь, сэр.
— По некоторым оценкам, вы лучший аналитик Совета, — неожиданно продолжил между тем скрыто-насмешливый тихий голос, — попытайтесь в своём труде изложить объяснение решения на каждого из присутствующих у Вари и свой взгляд на общую картину происходящего вместе с вариантами выхода из кризиса разной ценой. Полный отчёт должен быть готов к сегодняшнему утру.
— Вас понял, — негромко ответил Роузелл, мысли которого в данный момент уже привычно устремились в переплетения происходящего. Он глубоко вздохнул и даже почти успокоился, потому что помимо его воли решение было наконец принято. Дальше следовало работать — как привычно, то есть массированно размышлять, чем он тут же и продолжил заниматься.
Конклав, судя по действиям, все-таки предполагал оставаться на позициях невмешательства. Демонстративное спокойствие высшего мастера говорило об этом, словно надпись алыми буквами на чистом листе: он без усилия мог укрыть весь дом покровом, непроницаемым даже для опытного мага со множественными помощниками, материальными средствами и приспособлениями; что уж говорить о Гранте, весь арсенал которого был чисто прикладным, рассчитанным на уровень обычного тайного сбора, прикрытого максимум Посвящённым четвёртой-пятой ступени?.. Тем не менее представитель Конклава этого не сделал. Он всего лишь оставался лоялен Диктатору, умирающему старику, не вступив в открытое сопротивление действиям посланника Совета и подчинённых ему исполнительных структур. И позволял наблюдать за собой, равно как и за всеми остальными.
Невмешательство. Проповедь Императора. Значит, и непререкаемое мнение Главы — вот ведь сошлись в недоступной вышине два высочайших голубка!.. Оба, похоже, решили дать простым смертным повозиться где-то там, вдалеке под ногами, и посмотреть, что из этого выйдет. Или не хотели до поры до времени проявлять активность, точно открывая, на чьей каждый из них стороне.
Но вот кто такой и что здесь делает находящийся в патруле представитель Гаральда Тагер Грант?.. Ни одна из сотен вещей, о которых мог говорить столь открытый визит человека из Княжеств, Роузеллу не нравилась абсолютно. Если правители сильнейшей из северных стран решили принять активное участие в делах Империи, а Виссенар де Вари и Джоанна Хилгорр предоставили им такую возможность, значит... Значило это такие дебри, входить в которые сейчас не осмеливался даже политически опытный, известный своими озарениями Роузелл. Слишком мало было информации. Слишком уж она была противоречива. А ещё он не любил неминуемо близящуюся от подтверждения подобных предположений гражданскую и даже (подумать было действительно страшно) внеграничную всесеверную войну, которую полагали неизбежной многие наблюдатели, аналитики Империи и Княжеств уже несколько десятков лет.
Мысли Первого, основным стремлением которого сейчас стало желание разобраться в происходящем, внезапно вылились в чёткую, недвусмысленную уверенность.
— Сэр, — сказал он, сам не ожидая от себя такого, ведомый тёмным наитием, исходящим из глубин опыта, инстинктов лучшего мыслителя внутреннего аппарата Совета, — если вы желаете моего действительно реального участия, я хотел бы поговорить с вашим непосредственным руководством и получить более высокий доступ. Мне недостаточно имеющейся информации, и это крайне важно, если вы считаете меня достойным писать означенный отчёт. — Он кашлянул, чувствуя, как ворочается внутри, разрастаясь, паническое осознание собственной наглости, и, собрав последние силы, уже севшим голосом добавил: — Я бы сказал, это необходимое условие его успешного создания.
В кристалле воцарилась гробовая тишина. Даже замерший у окна в подвешенном положении агент Грант, услышав такое (Первый мог прикрыть пухлой ладонью передатчик, но не стал делать этого: они с Грантом начинали вместе и работали в паре вот уже девять лет), замер и почти не дышал.
— Вы... — с удивлённым гневом начал было Отдающий Приказы, но жёлтый блик кристалла вдруг погас.
— Что?! — дёрнувшись, воскликнул Роузелл, не видавший такого с момента... дьявол, не видавший такого никогда! Одновременно с этим он резко ощутил потерю контакта с агентом Грантом; ровные огоньки пяти масляных ламп синхронно дёрнулись и погасли.
— Что?! — тупо повторил Первый, никак не в силах прийти в себя, ощущая сгустившуюся тёмную, враждебную пустоту вокруг, сводящую, тянущую внутри.
— Роузелл Кардлан, — неслышно прошептало что-то внутри, и агент дёрнулся, как от удара хлыстом, разворачиваясь, пытаясь вскочить, руками задевая стопки бумаг и обрушивая их вниз; отскакивая назад, с пронзительным скрежетом отшвыривая кресло и пятясь, пятясь, кружась и пятясь куда-то вбок в кромешной темноте.
— Ты выбрал свой путь, Роузелл Кардлан? — спросил этот тихий, сводящий с ума шёпот, в котором были и участие, и насмешка, и удивление, и презрение, и гнев. — Ты хочешь узнать правду? Хочешь подняться на самый верх, опустившись в самый низ?.. Хочешь служить МНЕ?.. Отвечай.
Роузелл, чувствующий, как разросся и лопнул занимающий все горло ком, ощутил, как стремительно, почти мгновенно в пищеводе стало стерильно, невообразимо сухо. Шёпот колыхался в сердце, в горящей голове, — и не узнать его мог бы только последние полвека живущий вдали от Империи глухой.
Колени и руки лучшего из аналитиков Совета дрожали, пальцы и зад неуверенно искали, на что опереться, ноги неровными шажками толкали тело назад...
— Отвечай. Отвечай. Отвечай.
— Да!.. — почти выкрикнул он, достигнув стены и вжавшись в неё, чувствуя внезапное, резкое освобождение, в котором раскрывалась полная свобода, понимая, что именно сейчас он вдруг получил от судьбы невиданно-щедрую возможность, сделал свой выбор сам. — Да!
Темнота впитала его ответ и впечатала в Роузелла клеймо из четырёх странных, незнакомых, с трудом осознающихся клейких слов:
