Яцек Пекара - Меч ангелов (ЛП)
– Я предпочитаю доверять вере, а не разуму, - надменно сказал он.
– И что вам говорит ваша вера? – Спросил я.
– Без сомнения, мы имеем дело с чернокнижником, - сказал он резко. - Который готовит какие-то мощные заклятия, дабы навредить богобоязненным жителям мирного Столпена…
Услышав это, настоятель перекрестился.
– Я отдаю должное вашим рассуждениям, мастер инквизитор, - продолжил Сфорца. - Но знайте, что чрезмерное доверие к науке и логике может скрыть от вас суть дела. Ибо поступков Сатаны мы не сможем описать умом, но только лишь сердцем. Чернокнижник, вероятно, хотел, чтобы кто-то такой, как вы, дал себя обмануть и пришёл к аналогичным ложным выводам.
– Так что это за игра? – Спросил я. – Оставил ложные следы, чтобы по ним следовал доверчивый инквизитор?
– Вы хотите сказать...
– Я ничего не исключаю, брат Сфорца, - сказал я, улыбаясь. - Я думаю, что в этом мы разнимся.
– Быть может, - сказал он, и его глаза были теперь враждебны и холодны. - Но не забывайте, что это я веду расследование.
– Конечно, - сказал я. – Я никогда бы не посмел сомневаться в ваших правах, особенно, когда вы напоминаете о них столь ясно.
– Завтра мы допросим могильщика, - решил он. – И я обязую вас соответствующим образом подготовиться к следствию.
– Что вы имеете в виду? - спросил я, хотя уже точно знал, куда он клонит.
– Я имею в виду, чтобы вы подготовили инструменты и применили их так, как вас учили в Академии, - холодно ответил он.
– Конечно, - повторил я. – Будет сделано, как изволите. В таком случае, позвольте, я поговорю с моим помощником, который и займётся этими приготовлениями.
В Столпене не было собственной ратуши и даже местопребывания городских властей (я не был даже уверен, имел ли он городские права). Исходя из этого, для потребности в проведении допросов я решил приспособить помещение одного из складов, и Курнос уже занимался надлежащим устройством этого помещения, чтобы в нём можно было проводить допросы согласно закону и обычаю.
* * *Могильщик был высохшим как трут стариком с искривлёнными ревматизмом суставами, и я не был способен вообразить, как он может выполнять такую тяжёлую работу. Мне казалось, что он вряд ли был в состоянии удержать лопату в руках, не говоря уже о том, чтобы успешно ею пользоваться. Конечно, я должен был его расспросить прежде, чем его притащили в комнату, подготовленную для допроса, но брат Сфорца поторопился всё устроить ещё до того, как я успел встать. Таким образом, я был поставлен перед свершившимся фактом, и, не скрою, что не был в восторге от такого поворота событий, поскольку каждый инквизитор должен сначала узнать собеседника, объективно и спокойно задать ему вопросы, а не тащить его сразу в комнату, полную пыточных инструментов. Понятно, что одним образом обращались со свидетелями, другим - с подозреваемыми, третьим – с обвиняемыми. Этот человек сразу допрашивался так, словно был виновником или, по меньшей мере, главным подозреваемым.
В комнате за столом вчетвером сидели мы: я, брат Сфорца, настоятель, которого я попросил исполнять роль секретаря, и рыцарь де ла Гуардиа. Курнос расположился на стуле у очага и занялся нагреванием инструментов. Могильщик был раздет догола и привязан к столу. Его старческое, худое тело с выпирающими костями, покрытыми верёвками вен и морщинистой кожей производило такое впечатление, словно через минуту должно было развалиться. Он всматривался в нас безумным от ужаса взглядом и бормотал что-то себе под нос. Слюна стекала по седой щетине его бороды.
– Запишите, пожалуйста, отец настоятель, - попросил я. – Такого-то дня, суд в составе…
Я диктовал, что нужно было записать, и в то же время присматривался к могильщику. Я был почти полностью убеждён, что он ничего не знает об этом деле, но не мог оспаривать решение брата Сфорцы. Конечно, жизнь этого старика ничего не стоила, однако допрашивать его под пытками казалось мне не самой удачной идеей. По моему мнению, мы только впустую тратили время, и в данном случае причинение боли казалось бесцельным. Между тем, я всегда осмеливался судить, что насилие должно быть как острый меч, направленный прямо в нужное место, а в ином случае оно было бы лишь грехом.
Настоятель закончил записывать, и я подошёл к столу, на котором лежал могильщик.
– Ты зовёшься Курт Бахвиц и являешься могильщиком в городе Столпен. Это так?
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, но не думаю, что он действительно меня видел. Его бледные губы шевелились, но я не мог расслышать ни одного связного слова.
– Запишите, что допрашиваемый этого не отрицает, - заявил брат Сфорца. - И, кроме того, приходский священник подтверждает, что это так.
– Что тебе известно о разорении могил и надругательствах над телами? – спросил я.
Я немного подождал.
– Во имя гнева Господня, Курт Бахвиц, - сказал я резче. – Ты слышишь меня, человече?
– Начните со щипцов, - бросил Сфорца из-за стола.
– Может, вы сами хотите вести допрос? - я повернулся в его сторону. – Учтите, однако, что существуют определённые процедуры, которые необходимо соблюдать.
– А что я такого сказал? - Он пожал плечами, и я был почти уверен, что слышу в его словах насмешку.
– Курт. - Я положил ладонь на сухое плечо могильщика. - Мы здесь только для того, чтобы помочь тебе, и чтобы ты помог нам. Чтобы во имя Господне найти истину. Или ты захочешь нас остановить в этом святом деле?
С тем же успехом я мог разговаривать со столом, на котором он лежал, поскольку я не думаю, что он понимал или хотя бы слышал что-либо из происходящего вокруг. Я знал, что допрос такого человека не имеет смысла. Похожее отупение случалось нечасто, однако при допросе людей старых или безумных не было чем-то удивительным. Каждый инквизитор знал, что в этом случае следует прервать допрос, а обвиняемого или свидетеля привести в состояние чуть более прояснённого ума. Еда и кружка вина могли в этом случае совершить большее чудо, чем терзание тела раскалёнными клещами. В конце концов, нашей целью должен быть поиск истины, а не причинение бессмысленных мучений.
Я заметил, что Курнос размешивает серу в железном котелке. Как правило, это зрелище приводило в ужас даже самого закоренелого грешника (хотя ещё более напуганным он становился, когда такой котелок наклонялся над его промежностью), но в данном случае я не думал, чтобы это принесло какую-либо пользу. Конечно, когда допрашиваемый не хотел отвечать на вопросы, первым моим делом должно было стать предъявление ему инструментов и объяснение их действия. Я решил так и сделать, но только чтобы следовать определённой процедуре, ибо я не видел ни малейшего смысла в оповещении человека, который даже не слышит моих слов.
