Наталья Игнатова - Змея в тени орла
– А девочки, по-твоему, могут только вышивать крестиком?
– Не утрируй, Хильда. Кроме того, есть модели оружия, разработанные специально для…
– Для нынешних балбесов, которые не знают, чем готская шпага отличается от эннэмского кончара? Из этих новых плазмоганов, – мама произносит это слово с ужасающим венедско-аквитонским акцентом, – может стрелять даже безрукий слепец. Тресса должна знать, что такое настоящее оружие.
– Но мы живем во времена…
– Меч остается мечом в любые времена. Все. Тема закрыта.
Ах, папа, папа. Такой сильный. И строгий. И совершенно не умеющий спорить с собственной женой.
Тринадцать лет. Странный возраст. Ты еще не взрослый, но уже не ребенок. И редко когда проходят ночи без какой-нибудь из девушек-рабынь, но по-прежнему строго следит мама, чисто ли вымыты у тебя уши.
Убивать еще не доводилось. Положа руку на сердце, ты понимаешь, что вряд ли придется, во всяком случае не в ближайшем будущем. И сладкая тайна первого убийства манит. Завораживает. Только вот – «если не знаешь, за что убить стоящего перед тобой, – не убивай». Второй, предпоследний закон Империи. И уже несколько поколений шефанго живут, так и не познав наслаждения настоящего боя. Некого убивать.
Не за что.
Потому и рвутся в космос. Может быть, там?
Но «там» последняя война отгремела задолго до твоего рождения. Захваченная планетная система была честно поделена, а больше никого разумного во Вселенной пока не встретилось…
* * *
Наубивался вдосталь.
Наубивалась.
Откуда же взялась эта сумасшедшая девчонка? Эфа. На удивление сильная личность. Достаточно сильная, чтобы вытеснить тебя, потерявшего память, потерявшегося, потерянного… Сплошные потери и внутри пустота с редкими проблесками воспоминаний-сомнений.
Шефанго, не знающая о том, что не всем своим желаниям стоит потакать, – это Эфа.
Жажда убийства, превратившаяся в смысл жизни, – это Эфа.
Ребенок душой, ребенок с силой, знанием и навыками опытного бойца – это Эфа.
Страшное же дело!
Сознавая свою исключительность, по-детски не желая, чтобы мир вокруг менялся, по-шефангски упрямо она властвовала над телом, настоящий хозяин которого…
Тоже хозяин! Одно слово, что настоящий. Запинали в угол, плевком перешибли… Кого обманывать-то? Себя разве что. Ведь не из пустого места появилась девочка-убийца, Разящая, Смерть в руках барбакитов. Не из пустого.
Только есть ли смысл сейчас каяться? Да и каяться-то не в чем. Желание убивать взяло верх над умением владеть собой. Желание обрело плоть. Превратилось в личность. В живого человека. Ты прятался там, в глубине, ты не рвался на свободу. Чего уж там, ты был доволен своим положением. Как бык племенной. Эфа выпускала тебя, когда ее тело, ваше на двоих тело, в котором она была главной, требовало любви. А ты старался.
Она убивала. – Ты… ты был машиной для соитий.
Наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс.
– Смешно.
* * *
Другое странно. Страшно. Страх и страсть, и странность – слова разные, А чувства смешиваются.
Мутные мороки, пожирающие желания… Значит, любовь… или похоть? Змейка-браслет холодит запястье.
Были такие демоны, суккубы. Были и, может быть, есть. Только не здесь. Здесь – мутные мороки. Миляги. Тэмор увидел женщину, огромную и страхолюдную, как он сам. Увидел и пошел к ней, позабыв обо всем, обо всех. Безоглядно пошел.
Легенда тоже видела. Только мужчину. Эльфа.
Йорик…
Нехорошо это, наверное, подглядывать за чужими видениями. Свинство, прямо скажем, беспардонное. Но что делать, если уж увиделось, если подарок сотто – не простой подарок. Оберег, охранил, развеял дурман, а заодно открыл то, что видели остальные.
А Йорик? Он увидел Эфу. Вот так-то, девонька.
Но ты напрягись, ты вспомни, наследный конунг, Эльрик Тресса де Фокс, вспомни Разящую за несколько минут до скоропостижной ее смерти. Помнишь? Нет? Может быть, лучше женщиной стать для, так сказать, большего слияния с образом?
Помнишь ты все.
Что там увидела Эфа, прежде чем раскаленным железом обжег деревянный браслет?
Келья Судира наложилась на просторный двор родового замка. А небо Степи голубело над белым пламенем снегов. И сам Хозяин… Бывает же такое. Под большим впечатлением была Разящая от учителя своего…
Врешь ты все, наследный конунг.
Ведь образ Судира заколебался и растаял. Как ветром его унесло. И замок дрожал плохо сделанной иллюзией. И стены кельи расплывались. А вот сотник твой… Эфы сотник, командор Хасг, Янтарноокий – эльфы его так называли. Вот кто тебе улыбнулся-хмыкнул под небом Степным, над снегами северными.
Смешно тебе, шефанго?
Смешно.
Пока ты мужчина. Пока можешь смеяться, потому что мир твоей женской ипостаси – просто картинка. Пока мертва Эфа…
Впрочем, Эфа кончилась. Ее не будет больше. Зато осталась Тресса.
Слишком гремучая смесь получается. Все здесь – и детское преклонение перед живой легендой, и любому возрасту свойственное уважение к умелому бойцу, трепет перед командиром, и вполне такая взрослая, Эфе умершей непонятная, поскольку Эфа взрослой никогда не была, влюбленность-любовь. Смешное короткое слово.
* * *
Спит наследный конунг Эльрик Тресса де Фокс. Мохнатым покрывалом ночи укутан Лес. Молча, почти невидимый, сидит под стволом могучего кедра одинокий большеглазый дух. Смотрит на звезды.
Большим Деревьям жить легче, чем людям. И духам Больших Деревьев жить легче, чем людям. И звездам – легче. И богам.
Но почему же так хочется иногда самому стать человеком?
Может быть, потому, что «легче» не значит «лучше»?
Может быть.
5. И плавный переход на личности
Легенда
Только имя и осталось. Астандо. Как звон ледяного колокола. Мне многого жаль было, и дома родного, и мамы с отцом, и ни с чем не сравнимой уверенности в собственном будущем. В настоящем, кстати, тоже.
Безопасности айнодорской не хватало. Благостности нашей. И спокойствия.
Но Астандо – это как рана. Незаживающая.
Ведь не первая любовь. Для других, для тех, кто со стороны смотрит, – не первая. А для меня?
Дома проще было. Жили от всей души, пели, любили, смеялись и плакали. Чувств не скрывали. Не от кого было скрывать и незачем.
Любовь – значит любовь. Это и была любовь.
Зрелая и осознанная. И впору уже было думать о том, чтобы освятить наш союз перед лицом Светлого Владыки. Не песни под звездным небом, не романтические свидания лунными ночами, не восторженные ожоги поцелуев – любовь. Все вместе и что-то еще, сверх. Свыше. От самой Двуликой, ею отданное-данное, подаренное каждому из людей, да не каждым открытое.
