Наталья Игнатова - Змея в тени орла
А среди оборотней не было мужчин.
Не похожие на людей, женщины все-таки выглядели женщинами. Или самками. Они шипели, на глазах меняя форму. Превращались в самых странных чудовищ. И оставались на месте. В центре круга, образованного самками, угадывались детеныши.
Шефанго высился башней в одном коридоре.
Мертвые выходили из другого.
Больше выходов не было.
И тут – дошло наконец и до них – закричали детеныши. Заскулили, заплакали. Страшно.
Шефанго вздрогнул, выходя из оцепенения. Шагнул вперед.
– Эльрик, – Легенда еще цеплялась за корону оледеневшими пальцами, – хватит. Пожалуйста.
– Нельзя… – прошептал шефанго, делая еще шаг.
Бросив драгоценность, эльфийка повисла на его руке всей тяжестью.
А де Фокс вдруг улыбнулся. Так искренне, открыто, по-детски. И ударил Легенду о стену, стряхивая, как налипшую грязь.
* * *
– … Пожалуйста.
Голос долетел едва слышно. Грохочущая поступь мертвяков рождала эхо, эхо множилось, металось между колоннами, вздрагивали стены.
Страх. Страх отдавался в висках с каждым толчком сердца. Удивительно, что сердце еще билось. Страх смешил.
Смешно.
Смех рождался где-то под черепом. И в глазах потемнело.
Нет. Нельзя. Смех – это смерть. Это Зверь.
Нельзя.
Убивать.
Нельзя убивать детей.
Что-то повисло на руке, пытаясь задержать, мешая… секунды щелкали звонко, проносясь мимо. Одна. Вторая. Третья…
Дико плакали детеныши.
Он ударил рукой о стену, сбивая повисшую тяжесть, и уже в броске понял, что опоздал. Совсем. Детей не спасти. И развернулся пружиной в самом центре безмолвной толпы, кромсая мертвых, как живых. Смех клокотал, клубился в горле, черной тяжестью леденел в груди. Страх, боль, злоба. Чужие. Чуждые.
– Как посмел ты, смертный?! – Дрогнули каменные своды. Но последний из мертвяков уже распался надвое, заливая кровью изгаженный пол.
Мало. Как мало! Скольких еще нужно убить, чтобы вздохнуть, чтобы растаял ледяной ком жуткого веселья? Скольких еще?..
Легенда поднималась на ноги, цепляясь за стену скрюченными пальцами. Синий камень сиял у нее под ногами. Покореженная корона валялась в стороне.
Кристалл.
Эльрик видел сейчас только движение. Движение эльфийки. Живой. В ней билась кровь. Под тонкой кожей, под хрупкими ребрами было сердце. Горячее, такое податливое и упругое, когда рвешь его на волю…
Смех.
Нельзя.
Кристалл различался смутно. Голубоватое свечение. Алая жизнь Легенды вызывающе била в глаза. Нужно было бросить меч в ножны, но пальцы отказывались разжиматься. Скребанув когтями по полу, он подобрал камень.
– Эльрик?
И Зверь вырвался. Сорвал засовы на дверях души, когда пальцы обжег синий лед.
Кристалл. Сила, ради которой убивали. Убивали. Детей. Бесполезная Сила.
Камень вырвался из скрючившихся пальцев. Ударился о пол. Подскочил и снова упал. Он не разбился. Он и не мог разбиться.
Все зря.
Закон нарушен. Нарушителям – смерть.
С коротким стоном меч взрезал воздух, обдав Легенду порывом холодного ветра. Эльфийка шарахнулась в сторону. Поскользнулась на крови. Упала. И снова лезвие миновало ее.
– Эльрик!
Алые глаза смотрели слепо. Кривились и вздрагивали черные губы, белым блестели клыки.
Свист лезвия. Прядь золотистых волос падает на пол. И напрягаются жилы, страшно проступают черные вены на тонких запястьях шефанго, когда руки выкручивают, уводят клинок от последнего, смертельного удара. Уводят. В сторону. И вниз. К вызывающему блеску синего камня. Не разбить его. Не сломать. Но этот меч…
А взрыв почему-то был белым.
И в осознании собственной смерти странным утешением стала мысль, что гибнет все. Живых не останется. Ни людей, ни демонов, ни богов.
Может быть, это тоже счастливый финал?
