Стас Бородин - Волшебство, Магия и Колдовство
Несмотря на свои размеры, силу и численное превосходство, скены были не ровня разведчикам в настоящем бою.
Аш выбрал самого большого тюремщика и месил его кулачищами с поразительной скоростью. Чернокожий только ухал от боли, да пытался закрываться руками от ударов.
Вскоре битва закончилась. Надзиратели бесчувственные валялись на земле, а скауты торжественно размахивали мочалками.
С балкона раздалось рукоплескание. Хохочущие стражники потрясали копьями и гремели щитами.
— Спасибо, потешили! — капитан спустился с балкона и подошел к Машу. — Благодаря вам я стал богаче на десять серебряных монет!
Он протянул скауту руку и вложил ему в ладонь несколько серебряных кружочков.
— Ваша доля! — сказал он. — Угостите потом своих парней пивом.
Маш ухмыльнулся и спрятал серебро за щеку.
— А ты не такой ублюдок, как мне представлялось! — сказал он.
— Мы же теперь на одной стороне, — капитан пожал плечами. — Мы же простые солдаты, чего нам враждовать!
— Отставить веселье! — прозвучал знакомый голос. Скауты машинально вытянулись во фрунт.
Во двор вошел Никос. Его лицо было восковым в свете луны. Он пошатывался и прихрамывал, но в остальном ничто не указывало на то, что совсем недавно, он находился между жизнью и смертью.
Голые скауты мигом построились. Маш во главе строя, я замыкающий.
Мы во все глаза глядели на командира и не могли поверить своему счастью. Никос выжил, и он был с нами!
— Я забираю этих красавцев, — сказал он капитану. — Найдите для них одежду, иначе они полгорода распугают своими причиндалами!
Скауты захихикали, но строй не нарушили.
Скены постепенно приходили в себя и немедленно занялись уборкой.
Они притащили столы, на которых разложили стопки униформы. Скауты начали одеваться.
— Что за дерьмо? — в полголоса ругнулся Аш показывая мне эмблему корпуса Единорога на рукаве. — И это мы должны носить?
— Заткнись и одевайся, — процедил сквозь зубы Никос. — Мне и так больших трудов стоило вытащить вас из этой ямы. Так что не вздумай создавать тут проблемы!
Аш, конечно, сразу заткнулся и принялся шикать на товарищей, которые с недоумением разглядывали новые униформы.
Во все глаза смотрел я на Никоса. У меня было три тысячи вопросов, которые так и вертелись на кончике языка, однако с вопросами придется повременить.
Одетые по-новому скауты больше не походили на разведчиков. Они были похожи на городскую стражу.
— Красавцы! — хмыкнул капитан. — Что вы хотите, моих орлов тоже переодели в эти попугайские мундиры. Но ничего, привыкли уже. Скоро и на вас они будут как влитые!
Я очень сильно сомневался, что мундир будет на мне как влитой. Рукава и штанины мне пришлось подвернуть, куртка висела на моем отощавшем теле как мешок, а штаны приходилось поддерживать рукой, так как ремень почему-то не выдали.
Остальные скауты выглядели не лучше. На наш отряд нельзя было глядеть без смеха.
— Шуты — гороховые, — буркнул Маш, виновато покосившись на Никоса.
Только теперь я заметил, что на моем друге надета куртка мастера-колдуна! Выходит, что Никос теперь главный колдун! Это было неожиданно, но вполне логично, если задуматься.
Никос подошел ко мне и положил мне руку на плечо.
— Тебе, мой друг форма не понадобится, — он улыбнулся. — Леди Эра тебя ожидает снаружи.
Я обрадовался и расстроился одновременно! Одна часть меня хотела поскорей увидеться с мамой, а другая ни за что не хотела расставаться с друзьями — скаутами.
— Спасибо, Никос! — у меня даже слезы брызнули из глаз. — Мы навсегда останемся друзьями!
— Я надеюсь на это, — Никос улыбнулся. — У скаутов всегда найдется место для юного волшебника!
Разведчики одобрительно заулюлюкали. Аш и Маш подошли ко мне.
— У волчонка львиное сердце! — сказал Маш. — Всегда помни того, кто это сказал!
Глава 2
У ворот в тюрьму стоял экипаж. На козлах сидел Мелвин, его усатое лицо было освещено зеленой газовой сферой. Из полумрака мне навстречу выступил Корн и единственной рукой крепко сжал мою ладонь.
— Как я счастлив, что вы живы, мастер Марий! — воскликнул он.
А как счастлив был я!
Мелвин низко поклонился, снимая шляпу.
— Молодой господин! — только и смог воскликнуть он.
Мой взгляд был прикован к приоткрытой дверце экипажа. Внутри было темно, но я и так знал, кто там сидит!
Карета покачнулась, когда я взбирался по ступенькам, дверца за мной захлопнулась, и я упал в объятия мамы.
— Ты жив! — сказала мама. — Все остальное не важно!
Мелвин гнал экипаж, будто черти хватали его за пятки! Так ему хотелось поскорее убраться подальше от тюрьмы!
Трудно было сразу подобрать нужные слова. Хотелось сказать многое, а с чего начать я никак не мог решить. Мысли спутались в один огромный клубок из отдельных слов, образов, картинок, а распутать его сейчас было просто не по силам.
Мы сидели, молча держась за руки. Занавески в экипаже были задернуты, в полной темноте мы не могли видеть друг друга. В этом, впрочем, и не было нужды.
Утром я проснулся в своей постели. Некоторое время, не двигаясь, лежал и смотрел на колышущуюся тень от занавески на стене. Пахло свежеиспеченным хлебом. Из открытого окна доносился голос Корна, распекающего конюха, и тихая мелодия, льющаяся из маминой музыкальной машины.
Обычный, ленивый день в мирном городе, неторопливо просыпающемся вдали от войны, тревог и смертей. Я снова закрыл глаза.
Отчетливо раздался бой городских часов на храме Орвада. В один миг я мысленно перенесся в темный вонючий колодец, где провел много дней со своими друзьями — скаутами, между этим миром и Аннувиром — миром мертвых.
Как удивительно, что один и тот же звук могли слышать все! И богатый бездельник, лениво возлежащий на надушенных перинах, и приговоренный к смерти, закованный в цепи и заключенный в мрачное подземелье.
Для звука не было границ. Он мог лететь куда угодно! Дарить надежду одним, тревожить других… Он был для всех!
Я понял что изменился. Этот месяц, проведенный вдали от дома, стал рычагом, перевернувшим мою душу. Стал молотом разбившим мое сердце на куски.
Встав с постели, я поспешно сбросил ночную рубаху, быстро умылся, но у зеркала я задержался надолго.
Лицо в зеркале было незнакомым. Черты жесткие, суровые. Взгляд острый, пугающий. Неужели я так выгляжу? Я только покачал головой. Что же скажет мама, когда увидит меня таким? Узнает ли она меня?
Я спустился в конюшню проведать Сельфира. Мой конь, так подведший в битве, как ни в чем не бывало, жевал овес. Увидев меня, он лишь на миг скосил глаз и вернулся к своему занятию.
