Моранн Каддат - Сказания о Хиль-де-Винтере
Еще и часа не прошло, как Гард вывел ее к какой-то поляне, с которой доносилось блеяние отары. Пастухи крепко спали, укутавшись войлочными одеялами, вокруг них сгрудилось полтора десятка облезлых черных овец, напуганных лесными ночными шорохами. И наверное, самые неказистые кони на свете — маленькие, нескладные и косматые, пригодные лишь под вьюки — дремали, привязанные к разлапистому кусту лещины в головах спящих. Пастушьих овчарок, действительно, не было видно.
— Я зайду со стороны, где храпит это дурачье, а ты иди отвязывай своих коней. Если хоть один из пастухов и надумает проучить тебя своим боевым топориком, какие я у них видел, я успею ударить его прежде, чем он привстанет, чтобы метнуть в тебя свое оружие.
Като содрогнулась, когда до нее дошел весь смысл сказанного Гардом. Но едва она собралась что-то ответить — кот уже бесшумно исчез во Тьме.
Сжимая свой дамасский кинжал, подаренный ей вдовой Клико, Като продолжала красться к цели. Вот уже она достигла импровизированной коновязи и потянулась было к лошадкам — те сразу же принялись тыкаться ей носами в ладони, видимо, привыкли к подкормке с рук.
Внезапно на другом конце поляны вырисовалась чудовищная, жуткая тень.
Немногим уступая горным коням в росте, чудовище многократно превосходило их крепостью и мощью телосложения, а с головы его в разные стороны торчали клинки, каждый едва ли не в сажень длиной!
Едва этот горбатый и горбоносый зверодемон, самой Природою увенчанный оружием, вынес свое тело на поляну на мощнейших, колонноподобных ногах — Като получила возможность еще лучше разглядеть его, залитого теперь лунным светом. Чудовище, как видно, было старо, ибо реденькую гриву его густо припорошило белесым пеплом времени. Изабелловая шкура меха бы лишена начисто, и потому от ночной прохлады его оберегала пестрая, расшитая цветами, попона под седло. С тела и особенно горбоносой головы свисали металлические кольца с вдетыми в них лентами — как видно, именно это чудище служило пастухам средством передвижения, а не вьючные пони в недоуздках.
Возможно, стоило бы попытаться увести у гостей с Юга этого ездового демона, но Като останавливали саженевые клинки-рога на его голове, еще и залитые на концах заточенной сталью, как видно, еще со времен битвы при Горэйле. Да и сам рогатый демон не спешил менять хозяев, и громко взревев нечто похожее на «ба-а-нтен!» — тяжелым скоком пошел в атаку, ломая на пути мелкие ветви и целые кусты.
Из-под копыт зверодемона внезапно метнулась в сторону, во Тьму, длинная и гибкая кошачья тень, как вспугнутый во время пахоты дикий кролик или же пташка.
Жаль, только Като пташкою летать пока не научилась, да и не была она уверена, что одно-единственное небольшое серебряное лезвие, насаженное на тонкое древко, могло остановить несущееся на нее порождение Мрака — потому опустила стрелу и лук и бросилась со всех ног бежать.
Так быстро бегать прежде ей не приходилось. Еще и огромный лук и немалый колчан били по ребрам на бегу, мотались из стороны в сторону и задевали за все на свете. Хорошо хоть, заточенные клинки-рога на голове ее чудовищного преследователя также мешали его продвижению в чащобе, и отмахав с полкило, Като осознала, что больше не слышит его присвистывающего сурового сопения за своей спиной — «ба-а-нтен!», — и упала лицом в дерн, не в силах отдышаться.
— Я так и знал, что ты все запорешь, — встретил ее на пороге хижины разочарованно ухмыляющийся Гард. — Я ведь специально выскочил в тот момент, когда он пошел на тебя, чтобы у тебя было время забраться на лошадь и ускакать от этого разъяренного метаки.
Като вспомнила воинственно-яростное дыхание преследовавшего ее чудовища, одним своим видом напугавшего ее до дрожи в конечностях, не говоря уже о жутких, вызывающих мурашки вскриках «ба-а-нтен», вспомнила о том, как ее било на бегу по спине тяжелое оружие, которое она взяла, кстати, по гардовскому совету, и ничего не смогла ему ответить, кроме потока отборной ругани.
* * *Нужно ли говорить, что с той поры Като и думать перестала о том, чтобы заиметь собственную лошадь, а уж с котом она и подавно больше не делилась такими мыслями после встречи с воинственным демоном-метакой при свете малиновой планеты Войны.
Однажды она проснулась непривычно рано для себя, поворочалась, снова заснуть так и не смогла, и потому тихонько оделась и вышла, старясь не греметь оружием и не разбудить мерно спящего кота.
Длинные космы травы на ее пути согнулись до земли под тяжестью серебристо-серой утренней росы, оставляя влагу на ее замшевых сапогах, и чтобы не промочить ноги, Като отыскала вытоптанную тропку и двинулась по ней.
Влажный туман клубился меж деревьев, окутывал их дымкой — словно белесый «концертно-сценический» газ. Като на секунду закрыла глаза и вдохнула полную грудь предрассветных лесных ароматов: мокрой коры и трав, прошлогодних опавших листьев, с легкими нотками сыра с плесенью или же свежих грибов. Она сошла с тропинки на небольшую лесную прогалину, окруженную кустами, и интуиция не подвела ее — раздвигая пряди трав, она набрала полные карманы мелких красных сыроежек.
Дальше туман начал понемногу исчезать, и солнце медленно, как бы нехотя, поднялось и осветило все закутки векового леса. А скоро и сам лес кончился.
Като неожиданно вышла прямиком к Белой пустыне.
Всего в паре сотен шагов от себя она увидела желанную лошадь, в совершеннейшом одиночестве и без охраны, привязанную к воткнутому во влажный песок копью. Животное безвольно опустило голову почти до самой земли, может, оно стояло так уже не первый день.
Когда Като двинулась за ней, то приметила неподалеку нечто, на что поначалу не обратила особого внимания — изорванный плащ воина Совитабра не мог скрыть того, что осталось от мужчины после стычки с какими-то дикими тварями. Она еле сдержала приступ тошноты, и вид истерзанного в клочья тела еще долго висел у нее перед глазами.
Она осмотрелась. Не заметив больше никого и ничего в бесконечных белых песках, девушка отвязала лошадь, и ведя ее под уздцы, зашагала с ней обратно в лес.
У хижины она неумело стреножила и напоила животное колодезной водой, отчего кобылица довольно фыркала, однако же Като скоро отняла у нее ушата, дабы измученное жаждой животное не выпило слишком много и не навредило себе.
Оставив пастись кобылицу из пустыни перед крыльцом, Като занялась приготовлением обеда из ненавистной уже картошки и свежесобранных грибов. Только вместо красных шляпок сыроежек перед глазами все еще стояла жуткая картина — изорванное и исклеванное тело воина в песках.
