Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)
Несколько женщин остановились подле меня, глядя на медленно проползающий мимо груз.
— Везут ствол из глубин рудников, — сказал одна, та, что была постарше. — Древнее дерево.
— Что за древесина-то? — спросила вторая, вглядываясь в красивый спил.
— Снежный железный дуб. Он много десятков тысячелетий пролежал во льду в самом сердце горы. Говорят, железное дерево вовсе не гниет. Резчики будут довольны. Его нашли недавно и сразу же к нам. Ух, и красоты они наделают! Славная находка, на моей памяти такого не добывали!
Один из рабов, идущий слева, вдруг упал — нога соскользнула с камня. Я видел, как он с трудом успел выдернуть кисть из-под деревянного колеса, но встать не успел.
— Шевелись, ленивое отродье! — рявкнул надсмотрщик. Он был невысок и худ, его бесцветные, желтоватые волосы слиплись от пота. Судя по виду, он устал махать бичом.
Тварь!
Я шагнул вперед, когда надсмотрщик занес бич, чтобы ударить несчастного, все еще лежащего на мостовой, и подставил руку, ловя гибкий хвост. Меня будто током ударило, пальцы занемели, но слова я уже произнес.
— Не стоит.
Ох, куда я влез! Болван, как есть болван. Что-то я сразу не подумал, что маг может заниматься подобными делами. Повелся на россказни, мол, они все чинно вышагивают, руки не марают. Что-то сейчас будет…
Надсмотрщик, забыв о своей жертве, повернулся ко мне, резко дернув рукой. Я выпустил из занемевших пальцев пойманный кнут, мне жизнь еще не наскучила.
— Новое лицо в моем городе? — масляно осведомился маг, ткнув мне в грудь отшлифованной до блеска рукоятью. — Да еще нагловатое.
— Не видишь разве, что это непосильная для них работа? — перебарывая испуг, спросил я.
— Ты вскоре к ним присоединишься, не бойся. Зови меня Рынца, теперь я твой хозяин.
Я заставил себя улыбнуться, хотя, видят Высшие, внутри у меня все заледенело.
— У меня уже есть один, — я приподнял руку, демонстрируя намотанный Мастером на запястье ремень. Вот сейчас все и решится: повеселимся, если это была всего лишь насмешка…
— Нда? — Рынца досадливо поморщился, остановив взгляд на красивой безделушке. — Как жаль, как жаль. Тогда, маленький паршивец, не суй свой длинный нос не в свои дела! Если бы не твой хозяин… ух, ты бы сейчас у меня поплясал!
Плюнув под ноги, маг развернулся и зашагал вперед, догоняя повозку, отъехавшую на приличное расстояние. Нагнав, досадливо взмахнул бичом, но ударил по камням у ног людей. Тот, кто падал, уже успел оправиться и теперь усердно толкал тяжеленную платформу, не поднимая от мостовой усталых глаз.
Девушки рядом со мной зашептались и, громко засмеявшись, заспешили прочь. Люди шли мимо, потрясение медленно проходило. Я настолько не ожидал от себя подобной глупости, что был поражен собственным поведением не меньше, чем увиденным. Наконец, сообразив, что стою прямо посреди дороги, двинулся дальше.
Значит, сказки не врут. Маги жестоки, их рабы выполняют самую тяжелую работу, а получают лишь жидкую похлебку, сухой плесневелый хлеб и жестокое наказание за любую провинность. Возможно, если бы я не помог Мастеру там, на равнине, участь моя была бы незавидной. Рынца непременно огрел бы меня кнутом, которым можно с легкостью выбить глаз. На моем теле были бы такие же следы, как у тех несчастных, и я бы из последних сил толкал тяжеленную платформу, которую не могла самостоятельно везти восьмерка коней. Сколько таких, как тот изуродованный на повозке, оказывается жестоко покалеченными, сколько погибает? Ведь этот ствол еще нужно снять с платформы!
Из узкого переулка, в котором не прошла бы повозка, неожиданно для меня выскочили дети. Четверо мальчиков и девочка, все не старше восьми. Девочка была самой младшей, наверное, лет шести. Дети носили одежду из легкой желтой ткани, какую приятно одеть в самый жаркий солнечный день, у всех были игрушечные деревянные мечи, и ребятня громко и заразительно смеялась, обмениваясь ударами. Вокруг меня они разыграли целое представление, изображая жестокую баталию, то, используя меня, как прикрытие, то, вдруг, отталкивая с дороги. Хмурое настроение, навеянное встречей с надсмотрщиком, и легкое раздражение от неуважительного обращения было сметено их весельем. Так ловко они управлялись с мечами, выточенными из цельных кусков дерева и обмотанных широкими лентами кожи, что в душе моей родилась легкая зависть.
Я поймал одного из мальчиков постарше за рукав, когда тот проскальзывал мимо, увернувшись от очередного удара.
— Что? — я увидел в его глазах легкий испуг и обиду на то, что помешал игре.
— Помоги разобраться в том, что здесь происходит? — попросил я.
Дети затихли, застыли в напряженных позах, готовые в любой момент убежать. Мальчик, которого я остановил, оглядел меня с головы до ног, его взгляд задержался на ленте Мастера, и он тут же кивнул, протянув мне руку, сложенную лодочкой. В ожидании платы, он смотрел на меня, но чем я мог расплатиться? Ничего не осталось, даже часы пропали. Из моих вещей маги не забрали только простое золотое кольцо, которое перешло мне от отца. И на том спасибо, что оставили хоть какую-то память о прошлой жизни…
Я растерянно развел руками, давая понять, что мне нечего дать. Он, в свою очередь, кивнул понимающе и тоже развел руками. Нет платы, нет сделки. Что ж, справедливо.
Мальчик отошел в сторону, но игра больше не ладилось. Дети сгрудились и с интересом наблюдали за мной, девочка не нашла ничего лучше, как начать строить рожи. Ее поддержали другие. Я потер лицо и хмыкнул, мальчик сделал то же самое. Чтобы не видеть издевательства, я отвернулся, задумавшись о том, кто мог меня брить во время болезни. На моем лице сейчас была легкая щетина — всего несколько дней. При первой же возможности надо будет привести себя в порядок.
Я двинулся дальше вниз по улице, и детишки крадучись последовали за мной. Стараясь не обращать на них внимания, я с деланным интересом разглядывал высокие здания, наблюдал за жизнью, что ровно текла в этом городе. Она казалась все более странной. Так много находилось различий между той, сложной жизнью, к которой я привык, и этим плавным течением простого быта. Никаких технологий, никаких механизмов.
Я слышал раньше о подобных веяниях. Ближе к природе, ближе к сущности. Некоторые сознательно отказывались от благ цивилизации, основывали коммуны, старались обособиться и выживать за собственный счет. Мне казалось, они просто своеобразно сходят с ума, но в современном обществе этика невмешательства и отчуждения вполне оправдывала подобное поведение. Главный закон настоящего: не мешай съезжать с катушек другим, какое твое дело? Ну, как-то так.
