Дэвид Коу - Правила возвышения
Некоторое время Гринса и Кресенна шли молча. Ей явно было неловко, и ему тоже, но он никак не мог придумать, что сказать.
— Похоже, здесь наши мнения расходятся, — наконец произнесла она приглушенным голосом.
— Да.
Девушка резко остановилась, взяла Гринсу за руку и развернула лицом к себе.
— Это значит, что мы не можем?.. — Кресенна не договорила. Даже в бледном свете Паньи и Илиаса Гринса увидел, что она покраснела.
— Нет, — сказал он. — Это ничего не значит.
Их взгляды встретились. Мгновение спустя Кресенна шагнула вперед, запустила пальцы в белые волосы Гринсы, притянула его лицо к своему и страстно поцеловала в губы.
— Я рада, — прошептала она, положив голову ему на грудь.
Гринса улыбнулся:
— Я тоже. — Он тихо рассмеялся. — Трин прав. Так лучше, чем ждать еще полгода.
Она улыбнулась, и они снова поцеловались. Во время поцелуя Кресенна неожиданно зевнула.
— Извини. — Она захихикала. — Я очень устала.
Гринса нахмурился:
— Зевать во время поцелуя — особенно первого…
— Второго, — поправила она, продолжая хихикать.
— И все равно. — Теперь Гринса сам улыбнулся. — Это страшный удар по мужскому самолюбию.
— Ты прав, — сказала Кресенна, безуспешно пытаясь сдержать смех. — Мне нет прощения.
Он протянул девушке руку:
— Пойдем. Я провожу тебя до твоей комнаты.
Тут она наконец перестала смеяться:
— А как же наша прогулка?
— Мы пробудем в Керге еще полмесяца. — Он осторожно убрал с ее лба прядь волос, мягких, как санбирийский шелк. — И если хочешь, я буду гулять с тобой каждую ночь.
Девушка взяла Гринсу за руку.
— Хочу, — сказала она и, еще не договорив, подавила очередной зевок.
Они оба расхохотались, повернулись и пошли обратно в свою гостиницу.
Кадел недавно закончил свое выступление и извинился перед остальными артистами, сославшись на усталость после долгой дороги в Керг. Джедрек решил петь дальше. Привлекать к себе больше внимания, чем требуется, не стоило. Кадел тоже предпочел бы остаться. Сегодня они пели хорошо, и на ярмарке здесь выступало несколько поистине замечательных музыкантов. Но у него была назначена встреча. Тихо и осторожно Кадел перебрался через городскую стену, обогнул замок и вышел на скалистый мыс, выдававшийся в пролив Вантре. Там он стал ждать. Ожидание затянулось, и в конце концов он начал терять терпение.
Да, они хорошо платили, но это не давало им права обращаться с ним подобным образом. Кадел уже почти жалел о том, что взял у них столько денег в Торалде два года назад. С тех пор они вели себя так, словно он являлся их собственностью и должен был выполнять любые приказы — точно он их слуга или лошадь. Такое унижение не стоило даже самых больших денег.
Когда Панья достигла зенита и начала медленно опускаться к западному горизонту, Кадел решил уйти.
— Пусть сами ищут меня завтра, — сказал он вслух, и его голос прозвучал еле слышно, заглушённый грохотом волн и шумом ветра.
Но едва Кадел повернулся, собираясь двинуться обратно к замку, как увидел невдалеке направлявшегося к нему человека, белое лицо и белые волосы которого сияли в свете Паньи. Когда человек подошел ближе, Кадел рассмотрел светлые глаза и невольно содрогнулся. Если бы не деньги…
Женщина-кирси остановилась в нескольких шагах от него, с трудом переводя дыхание; развевавшиеся на ветру белые волосы делали ее похожей на привидение.
— Вы опоздали. — Кадел не старался скрыть свое раздражение. — Я жду вас больше часа.
— Я ничего не могла поделать. Обстоятельства изменились.
Кадел несколько растерялся:
— Что вы имеете в виду?
— Сын герцога пропал. Сегодня он проходил Посвящение, и, очевидно, пророчество его… расстроило.
— Вы знаете, что он увидел?
— Пока нет, — недовольно сказала беловолосая. — Чтобы выяснить это, потребуется некоторое время.
— Может, он узнал о наших замыслах? Может, он убежал?
— Не думаю. Он напился и ранил кинжалом своего вассала. Не похоже на действия человека, который собирается бежать. Скорее всего мальчишка просто напился до невменяемого состояния. Однако не исключено, что он лишил себя жизни.
— В каковом случае мою работу здесь можно будет считать законченной.
— Вряд ли, — сказала кирси. — Такая смерть усложнит дело сильнее, чем вы думаете. Тем не менее нам нужно выждать, прежде чем начинать действовать. Мне необходимо узнать, что Тавис увидел в камне и кому рассказал об этом.
— Разве вы не можете расспросить кого-нибудь из своих друзей-кирси о Посвящении?
— Это не так-то просто. Предсказатели не имеют права раскрывать тайны Приобщений и Посвящений, а предсказатель Тависа не относится к числу сторонников нашего дела.
«Я тоже».
— Так что вы хотите, чтобы я сделал? — Каделу было противно даже просто задавать такой вопрос. Они не имели права приказывать ему. Однако они платили.
— Ждите меня здесь через два дня после Ночи Двух Лун. К тому времени мы узнаем больше. Но заранее предупреждаю: я не хочу, чтобы вы предпринимали какие-нибудь действия до отъезда ярмарки из Керга. В случае с Филибом все прошло гладко, но, если мы сделаем это дважды, возникнут подозрения.
Каделу пришлось признать, что кирси права.
— Хорошо. Когда? Где?
— Узнаете при следующей встрече. — Кирси улыбнулась, хотя выражение жутких желтых глаз не изменилось. — А до той поры пойте и веселитесь на ярмарке.
«Мне не нужно твоего разрешения».
— А чем вы будете заниматься?
Беловолосая уже повернулась, чтобы отправиться обратно в город.
— Планировать убийство; выяснять, что лорд Тавис увидел в камне. Не вы один хотите заработать.
ГЛАВА 7
Молодого лорда нашли на следующее утро: он спал, дрожа во сне всем телом, в углу винного погреба. Два стражника разбудили мальчика и отвели в герцогские покои, дважды остановившись по пути, чтобы сын герцога, будущий король Эйбитара, мог проблеваться в садах герцогского замка. Упомянутые стражники не слышали, что именно сказал герцог сыну, ибо сразу же получили приказ покинуть внутренний двор и вернуться на свои посты. Но позже все говорили, что голос Явана был слышен аж у самого дальнего барбакана, расположенного на южной стене Кергского замка.
В течение нескольких последующих дней до Ксавера через слуг, сиделок и стражников доходили разрозненные слухи о случившемся. Он не принимал участия в поисках.
Даже если бы герцогский хирург позволил, он не стал бы помогать. Он не выходил из своей комнаты ни днем, ни ночью, сказав отцу, что отдыхает, оправляясь от ранения. Но отец слишком хорошо знал его, чтобы в это поверить. Они оба прекрасно понимали, почему Ксавер уединился в своей комнате, словно послушник, ожидающий первого видения, ниспосланного богами. Он скрывался от своего лучшего друга в то время, когда, казалось бы, должен был радоваться.
