Ник Перумов - Дочь некроманта
Фигура монашка в заношенной коричневой рясе оставалась склоненной в подобострастном поклоне.
— Это дело для тебя, Лейт, — услыхала девочка.
Она стояла рядом с массивным деревянным креслом, в черной короткой куртке и таких же портах, не стеснявших движений. Странный наряд для девочки, но, похоже, никого из ее собеседников он ничуть не удивлял.
— Ты отправишься туда. Одна, чтобы не вызвать подозрений. И наведешь там порядок. Совершенно нет необходимости слать туда войска — они просто опустошат землю, перевешают всех, кто подвернется под руку, спалят деревни и, разумеется, не схватят никого из истинных вожаков мятежа. Уцелевшие пейзане разбегутся кто куда, большей частью, разумеется, в Нарн, к богомерзким эльфам Тьмы. Этого мы допустить не можем. Поэтому я посылаю тебя. Не подведи меня, девочка. Да пребудет с тобой благословение Спасителя.
Ниакрис не вглядывалась в лицо говорившего. Собственно говоря, это было неважно. Сидевший имел право ей приказывать, и этим все было сказано.
— Иди, — сказали ей.
…Дорога. Осенние дожди, размокшая глина под ногами, дымные харчевни, где на громадных сковородках жуликоватого вида содержатели жарили более чем подозрительную требуху; бесконечной чередой идущие лица, усталые, озлобленные, искаженные завистью, гневом, похотью — всеми дурными человеческими чувствами. Ниакрис скользила сквозь этот поток крошечной серебристой рыбкой, что легко избегнет любых сетей. У нее было дело, и ей надлежало сделать его как следует.
…Север Эгеста. Невдалеке полуночный горизонт закрывали горы — она знала, их называли Железным хребтом. К темным облакам примешивался дым пожаров — и справа и слева от тракта что-то горело, но кто и что жег там — то ли восставшие сводили счеты с баронами, то ли баронские дружины по-свойски расправлялись со смутьянами, Ниакрис так и не узнала. Ей это было неважно. Очевидно было только одно — каждый день войны гибнут невинные, чьи-то дочери, девочки, такие же, как она сама, только обделенные магическими способностями, остаются без мам и дедушек, а часто — погибают и сами. И она, Ниакрис, способна остановить это бедствие — остановить такой ничтожной ценой, как пять-шесть человеческих жизней, — жизней тех, кто начал всю эту кровавую замятню.
На сжатом поле она нашли какой-то сарай, забилась туда, словно мышка, и затаилась. Ночью отсюда выйдет уже не грязная ободранная девчонка-нищенка, все эти дни пробиравшаяся дорогами Эгеста, донельзя забитыми бежавшим от войны людом, — ночью отсюда выйдет Ниакрис, та, что мстит, — и ее нынешнее дело тоже будет частью ее одной большой Мести, той самой, Мести Настоящему Врагу.
…Найти главарей труда не составляло. Заклятье, которое сплела девочка, отыскивало тех, кто исступленней других верил в свои слова, — вожаки были истинными фанатиками, они подняли людей не для того, чтобы добиться за счет их жизней славы или богатства. Они и в самом деле хотели «как лучше».
Четверых заклятье нашло в крошечном лесном скиту, так, не скиту даже, а келье. С десятком охранников они совещались, куда идти дальше, — восстание требовало крови, и как можно скорее. Одним разграбленным замком ярость крестьян не насытится.
Еще двое пробирались лесной тропой с отрядом в несколько сотен вооруженных кто чем сторонников — выходя в бок и спину полуторатысячному баронскому войску, наспех собранному соседями несчастного Филеаса. Замысел был прост и понятен — пользуясь ночной темнотой и всегдашним презрением профессионального воина к «земляным червям»-пахарям, ударить внезапно, поджечь, что можно, перебить сколько удастся сонных — и уходить. Через два дня молва разнесет эту весть по всей округе, превратит ее в разгром ненавистных баронов — и под знамена восстания встанут новые сотни и тысячи из тех, кто пока еще колеблется.
Был еще где-то и седьмой главарь — самый хитрый и самый осторожный, с осторожностью и хитростью дикого зверя, потому что он пламеннее всех верил в то, что сам говорил на деревенских улицах. Его Ниакрис нащупать пока никак не могла, и это было плохо — значит, главарь владел какими-то зачатками волшебства, которые, соединяясь со слепой, жгучей верой, могли дать ему и в самом деле немалую власть.
Его Ниакрис пока оставила. Ей на все дана одна-единственная ночь (она не знала, почему, но не собиралась задумываться) — и потому она сперва разделается с теми, кто рядом.
Потом настанет черед остальных.
…Первыми свою судьбу встретили те двое, что вели отряд через лес. Ждать до утра Ниакрис не стала. Глухой полночью, в час между собакой и волком, она дождалась дружно топавших по лесной дороге крестьян в небольшом овражке, где по дну ласково журчал ручеек, до сих пор, несмотря на осень, окруженный пышными папоротниками.
Наконец впереди показались огни факелов. Повстанцы шли, ничего не опасаясь, — баронские удальцы ни за что на свете не сунутся в чащу, которой они боятся больше, чем огня, а дикие звери сами не подступятся к такому множеству хорошо вооруженных людей, не говоря уж о пламени в их руках.
Конечно, оставались еще те, которые не боятся ни огня, ни многолюдства и которым чем больше людей, тем больше добычи, — но отогнать таких как раз и должны были главари, вожаки, вместе с примкнувшими к восставшим двумя настоящими деревенскими колдунами — эти, правда, считались мастерами больше по дождям или же предотвращению оных, но для крестьян они все равно были волшебниками, и этим все было сказано.
Ниакрис сразу же увидела обоих вожаков. Как и положено, они шли впереди, о чем-то негромко переговариваясь. О чем — девочку совершенно не волновало, все эти планы вместе с замыслами несколько мгновений спустя станут никчемным прахом мыслей.
У Ниакрис не было оружия. Маленькая девочка, пробирающаяся в охваченный мятежом уезд с громадным арбалетом за спиной, — едва ли это покажется в порядке вещей охраняющим переправы и мосты баронским ухарям.
Она могла бы напугать, рассеять наспех собранный из мирных поселян отряд, но тогда главарям не составило бы труда собрать его снова. И потому Ниакрис, не торопясь, тщательно проверяя каждый стежок, послала вперед свое любимое заклинание — шелковую змейку-удавку. Для одного. Сразить одномоментно двоих ей пока еще не удавалось.
Главарь осекся на полуслове. Захрипел, пытаясь подцепить пальцами сдавивший горло невидимый шнур — напрасно. Второй сунулся было к нему — но в тот же миг получил прямо в лоб маленький шарик белого огня. Ниакрис еще не могла сотворить большой, настоящий файербол, но отсутствие мощи с лихвой искупалось точностью. Вожак упал с аккуратной дырочкой во лбу, размером не больше горошины.
