Ник Перумов - Дочь некроманта
Свет там оружие смерти, не жизни.
Старый волшебник Фарбриан первым бросился наутек, кубарем покатился вниз по ступеням; за ним ринулись остальные, кто-то в белом плаще вдруг очутился совсем рядом с Ниакрис, она наугад отмахнулась зажатым в кулаке красным камнем — короткий вопль, и человек упал, прижимая обугленные ладони к выжженному до кости лицу.
Ниакрис бросилась было к остальным камням, раскатившимся по брусчатке двора, — но со стен слетела первая стрела, стальной наконечник высек искры совсем рядом с ее головой — и девочка отшатнулась. Как ни велика тяга Камней Власти, желание выжить сильнее.
Она резко повернулась и бросилась следом за вопящими, удирающими аколитами.
Из кулачка Ниакрис во все стороны летели искрящиеся алые брызги — так бывает, если зачерпнуть пригоршню воды и широко размахнуться рукой. Брызги эти все росли и росли, обращаясь в большие полупрозрачные шары, сияя, источая свет, и там, где шары эти касались бегущих, вспыхивали бесшумные костры. Люди умирали мгновенно, и серый пепел размазывался по бугристой брусчатке; умирали те, кто еще не успел сделать ей, Ниакрис, ничего плохого — просто оказался в неправильном месте и в неправильное время…
Именно в эти мгновения она вывела для себя и запомнила навсегда простой и жестокий закон — атакуй первым, и ты победишь.
Вокруг нее ломались стрелы, иные вспыхивали в полете, пробивая навылет пламенные шары, — ни одна так и не долетела до девочки, словно ее защищало какое-то могущественное волшебство.
Но ведь Камни Власти не защитили их прежнего владельца…
Она вихрем влетела в коридор. Бежать, бежать отсюда, на волю!..
За ней с грохотом рушились стены и потолки, раскалывались колонны, и крепчайший камень вспыхивал текучим густым огнем; она почти ничего не видела в дыму. Пару раз она споткнулась обо что-то мягкое, валяющееся на полу, — тела тех, кто задохнулся, не добравшись до выхода.
Ладонь жгло все сильнее и сильнее, магия Камня Власти исходила, уже сама не в силах защитить свою повелительницу; однако Ниакрис чувствовала, как впечатывается в нее эта волшебная сила, и потому, несмотря на боль, не разжимала кулак.
…Она вырвалась из длинной галереи, оставив за собой бушующий пожар. Пламя стремительно карабкалось вверх по затейливым извивам старинного собора, рвалось из всех окон — казалось, громадное здание истекает, словно кровью, тяжелым, удушливым черным дымом.
Ворота… заперты. Стража… уже наставила арбалеты, натянула луки…
За Ниакрис, словно небывалая торжественная мантия, все еще тянулись шары летучего призрачного огня; и, когда стрелы уже готовы были сорваться, девочка резко взмахнула отросшими волосами — словно хлестнула кнутом.
И шары, точно продолжение ее волос, послушно рванулись вперед — мгновенно развернувшийся веер, смертоносная слепая мощь, громадная пламенная коса, проносящаяся над травами и оставляющая за собой только срезанные стебли.
Она никогда не думала, что способна на такое. Ворота, надвратная арка, боковые башни — все исчезло в одном ослепительном взрыве. Волна беспощадного жара прокатилась по внешнему монастырскому двору, дожигая все живое.
За спиной Ниакрис с громоподобным грохотом рухнул собор, погребая под грудами пылающего камня всех — и живых и мертвых. Вокруг чудовищными факелами пылали башни, тугие огненные смерчи ввинчивались в ночное небо, тяжелые черные завесы дыма скрыли звезды; девочка затравленно огляделась — и поняла, что сражаться больше не с кем.
Стражники были мертвы, и рядом с неподвижными телами в колчанах догорали так и не выпущенные стрелы. И аколиты погибли все тоже, и Фарбриан остался где-то под развалинами…
Боль в кулаке внезапно прекратилась. Ниакрис разжала пальцы — на ладони осталась пригоршня темно-багрового пепла.
Камня Власти больше не существовало.
Несколько мгновений девочка тупо смотрела на опустевшую ладонь, а потом опрометью бросилась прочь — потому что защищавшая ее от огня и жара магия тоже готова была вот-вот исчезнуть.
…Она дождалась утра в приречных зарослях. От монастыря осталась только обугленная груда камней — наверное, самых прочных, раз они не поддались даже магическому огню. Нигде никакого движения, пуста окружающая равнина — никто не торопился узнать, что ж случилось с обителью, полночи полыхавшей точно стог сухого сена.
Ниакрис осторожно пробиралась среди лениво дымящихся черных глыб. Пламя не пощадило ничего, оставив только оплавленные груды камня; но ведь должны же Камни Власти защитить себя от собственной силы!
Она перебралась через неровный черный вал. Внутренний двор, как ни странно, оказался почти что неповрежденным. Громоздились руины собора, а на оплавленной брусчатке лежали четыре тела в идеально белых плащах — неведомо как оставшихся белыми в еще недавно царившем здесь хаосе.
Белый мраморный постамент тоже оказался здесь. Стоял на земле, целехонький — но пустой.
Вместо Камней Власти на нем лежали маленькие кучки разноцветного пепла.
Сильнейшего оружия Ниакрис — ее единственного оружия — больше не существовало.
Несколько мгновений она, оцепенев, смотрела на пустой белый мрамор.
Этого не может быть! Этого просто не может быть никогда!
Камни должны были уцелеть!
Но нет. Не уцелели.
Ниакрис, точно безумная, рванулась было с места — и тотчас замерла. Нет смысла. Ничего не имеет смысла.
Она медленно повернулась и пошла прочь. По пути перешагнула было через мертвое тело в белом плаще; совсем собралась уж было идти дальше — но приостановилась.
Осторожно перевернула мертвеца лицом вверх — руки аколита бессильно раскинулись, деревянно стукнувшись о камни.
Пустые безоружные руки.
Она кинулась ко второму телу — то же самое. Ни под плащами, ни в руках не оказалось тех самых жертвенных ножей, что, как почудилось девочке, вот-вот готовы были вонзиться в ее тело.
Она до крови прокусила губу. Глаза защипало — сильно, чуть ли не как в тот день, когда погибла мама и остальные.
Но все-таки Ниакрис не расплакалась. Они оказались на ее пути — и, значит, горе им.
Она пойдет дальше. Потому что должна отомстить.
Налегке, без вещей, припасов и снаряжения, без гроша в кармане она побрела на юго-восток. Если ее оружие погибло, она должна обзавестись новым. И желательно таким, которое не смогли бы отнять.
Дорога не будет ни близкой, ни легкой. Но она все равно ее пройдет. Потому что за ней теперь — еще и тени тех, кто сгорел в разожженном этой ночью чудовищном костре.
