Константин Нормаер - Сезон колдовства
— Что-то не так? — спросил я.
Ему было трудно обратиться ко мне с подобной просьбой, но он пересилил себя.
— Услуга за услугу, приятель, — осторожно начала монах. — Если бы я знал, что тебе это не под силу, то не попросил…
— Все что угодно, — не дослушав его до конца, согласился я.
Патрик облегченно выдохнул:
— Покажи мне Виолу. Умоляю тебя. Ненадолго, пускай даже на пару мгновений.
— Может быть все-таки не стоит, — мне захотелось его отговорить, но я вовремя остановился. На моих плечах повис долг перед этим человеком, и я был не вправе его переубеждать. Его выбор, это его выбор. Кто знает как бы я поступил окажись на месте Патрика.
Жена бывшего кардинала провинции Ратвиль была умна и хороша собой. Настоящая леди — она обладала не только изумительной внешностью, но и тонким умом. Но судьба слишком неблагосклонна к людям с подобными данными, и леди Виола не стала исключением. Ее увлечение сомнительными для церкви науками, вроде алхимии и астрономии сыграли с ней злую шутку. Зависть, ложь и предательство — в этой истории не нашлось даже капли банального благородства. Темные времена, животные нравы.
Это случилось лет так двадцать назад. Тогда Патрика именовали не иначе как Луише Сакрале. Кардинал пятнадцати провинций — самая крупная область, размером с целой подданство.
Одни поговаривали, что его завистники хитростью заставили кардинала покинуть родные стены, и отправиться в долгое путешествия по северному пределу. Другие, сетовали на его неукротимый нрав и жажду к приключениям. Так или иначе, но когда Луише покинул обитель, в дверь к нему постучалась беда. Его жена стала разменной монетой в сложном противостоянии за власть. Собраться по вере действовали до безобразия быстро. Суд и казнь состоялись в один день. Даже сам Всевышний был не в силах помешать коварному плану завистников.
Кардинал Сакрале не стал мстить. Придав тело жены огню, он приступил первую заповедь таинства. А когда сжег красную одежду и обрядный посох — символ кардинальской власти, все остальные разом. Тогда синод решил наказать наглеца, но в последний момент изменил свое решение. Луише вернул свое мирское имя и удалился в горы северной Гардии. Именно там — спустя какое-то время — я и нашел своего старого друга. Правда от человек которого я знал прежде, не осталось и следа — внешне он напоминал обтянутый кожей скелет, а его взгляд перестал различать время и пространство.
— Ты ведь понимаешь: ваше свидание продлиться всего ничего, — предупредил я монаха.
— Знаю.
— Может быть пару вздохов или один удар сердца, — продолжил я.
— Достаточно будет даже половины этого времени, — уверенно ответил Патрик.
— Хорошо.
Я извлек свой наручный систематизатор, быстро включил его и стал копаться в отчетных папках. Образ Виолы нашелся довольно быстро — короткие манипуляции и тонкие световые линии начали плести призрачную фотографию.
Патрик осенил себя знаком Всевышнего и осторожно протянул руку. Но так и не осмелился дотронуться до образа — просто стоял и смотрел. По его щекам катились слезы, а изображение Виолы стремительно покрывала возникшая Молочная роса.
Защитный организм, магическая пелена или насмешка природы — называйте это явление как угодно, без разницы. Главное, что работало оно безотказно. Это как выступающая испарина в жару. Различия лишь в одном: молочная роса мгнвоенно расправлялась с любым более-менее сложным механизмом. Например наши переносные капсулы могли продержаться не больше десяти минут. Поэтому мы и выбирали для высадки места с наименьшей концентрации этой дряни. Хотя последние годы, ее распространение приобрело катастрофический характер.
Фото начало стремительно растворяться под действием внезапно возникшей пленки. Мой систематизатор вспыхнул и резко кнопки погасли. Послышался неприятный треск, совершенная техника заискрилась, окончательно выходя из строя.
Патрик медленно коснулся пальцами того места, где только что парил вырвавшийся из прошлого образ близкого ему человека. Рука медленно сжалась в кулак. Он прижал его к сердцу и закрыл глаза.
Тяжело вздохнув, я ничего не говоря обнял монаха и его боль незамедлительно передалась мне. Не вся — всего лишь крохотная ее часть. Но мне хватило и этого. Я даже представить себе не мог какую страшную боль он носит у себя в сердце.
— Нам кажется пора, — внезапно раздался голос Патрика. — Ты выполнил свою часть уговора, теперь настал мой черед.
Пускай и ненадолго, он все-таки стал прежним. Скоро отчаянье вновь примет его в свои цепкие объятия. Но пока он еще в силах сопротивляться этой ненасытной особе, и этим надо воспользоваться.
Звенья прошлого
Звенья прошлого
Звенья прошлого
Мост был узкий, с высокими каменными поручнями и десятком статуй изображавших великих мучеников. Скорбные лица с надеждой взирали в ввысь надеясь на скорую помощь Всевышнего. Напрасно. Мрачные, грозовые тучи надежно скрывали их мольбы от небесного покровителя.
Поправив капюшон, я остановился на против одной из фигур и с интересом уставился на потрескавшееся лицо с пустыми глазницами. Сгорбившись, монах устало сложил руки лодочкой, пытаясь вымолить собственные грехи. А было их превеликое множество, — именно об этом свидетельствовал огромный, пузатый храпун угнездившейся у него на плече. Раскрыв пасть исчадие уже готовилось впиться в шею несчастного, но надежда все-таки оставалась…
Приблизившись к статуе я наконец понял, что заставило меня обратить внимание именно на эту скульптуру — на ногах монаха были одеты массивные сапоги с высокой подошвой и двумя стягивающими ремнями на голенище. Служители ордена никогда не носили такую обувь. А если быть до конца откровенным: на этой планете вообще никто не мог одеть подобное.
Образ кающегося человека был посвящен отнюдь не заблудшему догманианцу, — он олицетворял перегрина, который после долгих странствий, наконец нашел свое пристанище в царстве смирения.
Возле ворот как и полагается высилась сторожевая будка. Узкоплечий служитель ордена, в черной сутане и с томиком библии с интересом уставился на нашу груженую повозку. Показав знак рукой, он прижал священную книгу к груди и поспешил к нам на встречу.
— Благослови вас, мученики, — нараспев сказал страж и наградив знаком спасения каждого из нас, включая связанного проводника, уставился на Патрика.
— И тебе наше благословление, отец Титсум, — откликнулся монах.
Похлопав по рассохшемуся боку телеги, страж приблизился к слепцу и внимательно изучил бледное, испещренное трещинами лицо. Я проследил за его неуверенными движениями: вероятность, что отец Титсум сумеет разглядеть в пленнике частицу мрака, была велика.
