Олег Кулаков - Найденыш
— Братва, будем кости тащить, судьбу спрашивать? — Скелет помахивал мешочком перед глазами.
Братва соображала.
— Давай, Скелет, тащи, — выкрикнул Римургу, что вместе с кормчим и Мачтой с «Касатки» спасся, когда змей на нее выскочил. В сваре он принял сторону палубного, а тут, видать, решил поиграть с судьбой в прятки.
Его голос и решил дело.
— Тащи кости, Скелет! — закричали за ним все остальные.
— Погоди-ка, — остановил толстяка капитан. А Скелет и не торопился. — Ватага, слушай меня. — Ожерелье сказал голосом, которым с мостика приказы отдавал. — Уговор: как кости выбросим, так и будет. Для всех. И чтоб никто потом не шел на попятную! Согласны?
Все были согласны, только палубный помалкивал. От Ожерелья это не укрылось.
— А ты, Руду, почему молчишь? — спросил он палубного. — Согласен или нет?
Руду молчал, глядя на мешок с гадальными костями, как на клубок гадючий. Когда на палубного стали с угрозой ворчать, он выдавил из себя через силу:
— Согласен.
— Тащи свои кости, Фитар, — велел Ожерелье.
Скелет, которого и девки-то в кабаках по имени не звали, вмиг стал серьезным, чего ему никогда еще не удавалось, — какая серьезность, если у него вид как у ряженого на праздничных гуляниях. Мне показалось, что он даже враз похудел малость и побледнел. Луна светила ярко, я видел свежий прыщ на Скелетовом красном носу.
— Не, — покачал головой Скелет. — Я сам тащить не буду. На себя гадать — это дело привычное, а на всех не буду. Боюсь. Вдруг обманусь — шутка ли!
Еще бы немного — и ему не сдобровать: такие финты братва не любит. Но Скелет угрем выскользнул из сети, в которую чуть себя не загнал.
— Не могу я сам кости тащить, дурьи башки! — заорал он. — Вы в гадальных костях ни уха ни рыла, а я знаю, что говорю: неспроста отказываюсь ведь, а по нужде. Далю кости гадальные тащить надо.
Тут не выдержал кормчий:
— У тебя, брюхатый, борода в мозги вросла! Чего на мальчишку сваливаешь?
— Не ори, Сова, — разозлился Скелет. И с видом знатока принялся разъяснять. — Дело-то серьезное, говорю. В храмах кто жребий тянет? Отроки. А Даль кто? Отрок он. Дитя невинное. Жрецы вон говорят, что если какая молитва и доходит до богов, то впервоочередь молитва невинного дитя.
— И чего это ты с нами палубу топтал? — с издевкой спросил кормчий. — Тебе бы в пророки пойти. Где ж это Даль — дитя невинное? А кто фризруга на нож напорол? Память отшибло? А сколь народу его болтов из самострела отведало? Думай, что городишь…
Скелет скривился пренебрежительно:
— Сова, ты и есть сова, и мозги твои птичьи. Посчитай сначала свои грехи, а потом мальца. Так-то и получается, что по сравнению с тобой он — дитя невинное. Может, и не без греха он, но почище нас всех будет. Лучше не лезь, кормчий, коли разумом до такой простой вещи дойти не можешь.
Ватага со Скелетом согласилась, кормчий возразить не мог — получается, прав Скелет. Ожерелье смотрел пустыми глазами на мешок с гадальными костями и слова не молвил. Выходит, ночью лунной на островке далеком свет на мне клином сошелся.
Скелет сунул мне гадальные кости. Вдруг рядом со мной оказался палубный и потянул мешочек из моих рук.
— Нельзя ему тащить, — сказал он. — Он маг.
Скелет отобрал у палубного кости и оттеснил его в сторону.
— Может, и маг. Только сопливый еще, — отрезал он. — Не баламуть, палубный. Маги, они богами обласканы: от них свой дар получают.
На мою ладонь вновь легла плотная дерюжка. Ладонь щекотали ворсинки ткани, а Скелет поучал меня:
— Ты тряси мешок, пока в башке мыслишка не образуется — все, хватит трясти. А потом руку вовнутрь сунешь и тащи первую, в которую пальцы ткнутся. И Морскому Старцу молись…
Он меня наставлял, а я его и не слушал. Я видел четырехугольные кости внутри мешка: где какая лежит. Я ведь никогда в другие кости — игральные — не проигрываю, а если и проигрываю, то понарошку, потому что вижу все сквозь стакан, в котором их при игре встряхивают, а положить кости выигрышным числом вверх — это наука нехитрая. Я об этом никогда и никому не обмолвился: узнай кто, так со мной в кости играть перестанут, кому ж охота с деньгами за дешево расставаться. Меня и так везунком считают.
Я стал перетряхивать гадальные кости в мешочке. Тряс долго, пока на самом верху не оказалась кость «Маг». Тогда я запустил руку в горловину и, вытащив ее, передал Скелету.
Он впился в нее взглядом и объявил:
— Маг. — И добавил: — Тащи вторую.
Второй я вытащил кость «Удача».
— Тащи последнюю, — сказал Скелет.
Ее я тащил в благоговейной тишине. Третьей была кость «Сокровище».
— Толкуй, Скелет, — приказал Три Ножа.
Скелет надулся и сделал важную рожу. Он с задумчивым видом жевал губами, двигал бровями и закатывал глаза — думал, стало быть. Ватага с уважением следила за его кривляньями, не торопила. Три кости в ряд лежали на Скелетовой пухлой клешне, а он то подносил их к самому носу, то отводил от глаз и все время неразборчиво бормотал себе под нос. Наконец Скелет прекратил бормотание и многозначительно произнес:
— Так, значит… — И сделал паузу.
— Не томи, толстозадый! — погрозил кулаком Три Ножа.
Скелет посмотрел на баллистера, поморгал.
— Редкие кости выпали, — громко объявил он во всеуслышание. — И одна к другой притом. Не иначе как прямой знак судьбы будет! А указывают они вот что: первая, «Маг», говорит — с магом идти надо всяк, вторая, «Удача», прямо к первой ложится и сулит, что за магом не пропадем. Парой они, кости-то, выходят, и, как не крути конец, станется нам без мага светлого одна беда. Третья кость, «Сокровище», замыкает, и ей двойное толкование будет: по первости маг свое сокровище получит, а второе толкование для нас указка — мы тоже сокровище обретем. А какое оно будет, ежели кому не понятно, то это проще репы пареной: заплатят нам светлые маги, сколь ни спросим. Вот что кости говорят, братва.
Я изо всех сил старался сдержать улыбку, губы мои дрожали от напряжения, готовые расплыться в широчайшую из ухмылок, которую когда-либо видел свет. Я ликовал: как по-писаному! Я видел, как на лицах окружившей меня и Скелета ватаги напряжение сменяется расслабленностью — ну все! Решено наконец! — и сквозь растерянность проступает и поднимается на поверхность чувство удовлетворения и готовность следовать за магом на смену желанию свернуть ему шею и страху, что это окажется не по силам. Боги мои, а Зимородок-то прав! Дети неразумные… Слышишь, маг, я выполнил твой наказ, хоть и боялся, что у меня ничего не получится? Слышишь, Зимородок?
— Благодарю тебя, Даль.
