Алан Аюпов - Саньяси (СИ)
— Стоило старожилам убраться в чайную избу мадам Шушары, как сразу же обсуждать, доказывать и логически опровергать стало нечего. — Говорил седой, вертя в пальцах хрупкую хрустальную рюмку. — Всё стало просто, ясно и понятно, и не хочется уже ни с кем, ни о чём спорить, искать истину в словах, никому боле нет дела до приснопамятного замшелого зерна истины‑правды‑матки — пускай и дальше растёт себе где‑то там глубоко в земле. И думаю я сейчас, уютно расположившись в мягком кресле данного заведения, попивая чаёк с кислющим, как самый проницательный взор налогового инспектора, по совместительству местного архивариуса лорда Камингстоуна, лимоном, и слушая замшелую попсу в исполнении «Кукашел‑Юкрейн», и глядя на таинственную тёмную глушь парка под окнами и подсвеченное огнями города тёмно‑оранжевое небо…
— Чаёк 45 градусов!.. Кисленький!.. — Хохотнул моряк.
— «а о чём это мы в течение прошлого года хотели договориться, к чему хотели прийти, что хотели поведать остальным?». — Не обращая внимания на реплику, продолжал седой. — За небом — бесконечный космос, триллиарды вселенных, бесконечные россыпи звёзд, а в душе царит таинственное спокойствие всеобъемлющей бесконечности. И дух захватывает от этого фантастического спокойствия, и чувства собственного растворения в мощных реверберациях всеобщего звукоблаженства вселенной…
— 20 киловатт электронного грохота влекут вдаль, — иронически заметил мужчина с трубкой, намекая на подрагивающий под ногами пол. — И вот уже нет ни парка под окном, ни мнимых горожан, бегающих в электронных цепях, и wi‑fi‑волнах вашего ноутбука в поисках решения проблем киборгизации, искусственного разума, роботизации и прочей высоко‑интелектуальной ерунды, всё вокруг покрывают новые и новые психоделические волны Абсолюта… «Вечность, я — космос, открываю сознание для восприятия нового измерения. Приём»…
— Не богохульствуйте, граф, это вам не к лицу. — Посуровел седой.
«Ага!.. — Отметил я про себя. — Значит, вот тот с трубкой граф!.. Не ошибся, аристократ».
Пол на самом деле в этот момент дрогнул, но не от грохота звукоусиливающих устройств, а от того, что где‑то недалеко проехал трамвай.
— Это в городе оттягиваться или в новый более совершенный носитель сознания разума и духа эволюционировать? — Поинтересовалась девушка.
Вернулась Зассиль с подносом. Молча раставила тарелки и так же молча удалилась.
— Попозже надо будет, пожалуй, попросить Мэра построить у нас кинотеатр, чтоб было где, комфортно устроившись в тёплом кресле, потягивая мартини, посмотреть фильм про моего любимого подполковника Мармика, бывшего в те далёкие времена всего лишь капитаном. — Продолжал ёрничать мужчина с трубкой.
— Господин Мармик не имеет к храму никакого отношения. — Обиделся седой.
— Да ладно вам. — Негромко заговорил моряк. — У меня появилась такая же идея спросить у них через год: «в чём правда, други, и как мне стать настоящим горожанином?». В ответ, мадам Шушара, ничтоже сумняшесь, несомненно примется цитировать ничего не значащие и ни к чему не приведшие труды лорда Камингстоуна, и скажет: «как отсюда можно видеть, мы в очередной раз доказали, что Интернет — это плохо и с ним надо бороться». Ответы на вопросы ищутся не у других, вернее, на свои вопросы, а не на общественные. Их надо думать в ночной тиши за кружечкой рома, желательно кубинского, или ещё лучше Ямайского, в мыслях с самим собой. Самое интересное как раз то, что ответы на эти вопросы всегда знаешь, но иногда начинаешь обманывать себя перед другими, и других перед собой…
— Да что Вы говорите! Вот спасибо, а я‑то, наивная душа, не догадывалась… — Перебила оратора девушка.
— Коряво переводя ответы в слова, — невозмутимо продолжал моряк, не обратив внимание на комментарий, — которые доходя до других узловато дисперсируют в воздухе и, в конце концов, дифрагируют в отверстии их уха, в конечном счёте являя собой худшую сторону, нет, даже не поломанного, а неработающего в принципе телефона.
— Моряк, откуда вам известно устройство телефона? — Опять не удержался от колкости мужчина, которого назвали графом.
— «Диспергируются» — Не надо так щербатить про дифракцию на ухе — щас забью волновой механикой, хотя ладно, акустику нам просто не давали в универе…. Безобразие, конечно. — Возмутилась девушка.
— Простите, не понял, чем Вам не нравится дифракция на ушных отверстиях. — Спросил граф.
— Соотношением длины волны и размера отверстия. — Усмехнулась девушка. — Длина волны для слышимого диапазона от 2 см до 15 м… КАК это могло произойти, что размеры ушного отверстия в филогенезе сформировались такими, что звуковые сигналы бы на них дифракционно искажались? Мы бы не только симфонии не могли слушать, а даже и простую членораздельную речь воспринимать.
— Не искажаются они, не бойтесь. На то ушной канал короткий и не особенно прямой. Да и механические волны — вовсе не электромагнитные, поэтому стоит понимать, что принцип гюйгенса френеля предназначался изначально вовсе не для них, хотя во многом справедлив. Зато смысл слов искажается. Искажается как говорящим, так и слушающим, в итоге получаем полный бред. — Передёрнул плечами граф.
— Ответы не просто знаешь — продолжал, как ни в чём не бывало, моряк, — знаешь с детства. «Обманы», упомянутые его святейшеством, не из вредности или испорченности, а из самосохранения. Поэтому лично я смотрю на всё это философски.
— Ага, морской разбой располагает к философии. — Съязвила девушка. — «Режу я как‑то парочку десятков мирных торговцев, жирных купцов… А в голове мысли великие о бесконечности пространства!..».
— Единственные вопросы — поморщился седой, — которые решаются в обществе — это «куда пойдём», ибо «куда пойду» обычно очевидно, или «что пить будем». А самое интересное — это когда они начинают обсуждать «как жить будем дальше», как будто они вместе жить и собираются, хотя в реалии как раз наоборот. Города, пусть даже инопланетные, по определению созданы для общения, поэтому они живут, пока есть активность.
— Они — это «городские нелегалы»? — Или у меня уже нервное? — Переспросила девушка, пересчитывая мелочь в руке.
Услышав этот голос, я так сильно вздрогнул, что ложка с громким звуком ушла на дно тарелки. Пришлось вилкой извлекать её оттуда.
— Я тут пытался активность устраивать, но у меня сейчас завал со свободным временем, который, надеюсь, рассосётся через какое‑то время, и я вам, графиня Светленова, устрою шторм. — Пообещал моряк.
«Вот. — Отметил я про себя. — Девушкина фамилия, кажется, Светленова. Да ещё и графиня!.. Ну и развелось же у нас нынче дворян, как собак не резанных».
