Алан Аюпов - Саньяси (СИ)
— Маша, выходи за меня замуж?
Она вдруг перестала дышать. Я в испуге сел, уставившись в её широко раскрытые глаза.
— Ты хорошо подумал? — Наконец‑то спросила она.
— Честно?
— Честно.
— Я вообще не думал. Просто после твоих откровений мне стало стыдно за себя и за всё мужское население земли.
— Всё это я рассказывала не для того, чтобы тебя разжалобить. Просто захотелось поделиться своими мыслями.
— Ну, тогда, получается, мой черёд?
— Не обязательно. Если бы я не хотела, то ничего не сказала бы.
— Вот и я так думаю. Всё должно быть честно.
Многие мужики берут на жалость. Я никогда этого не делал. Я считал это недостойным настоящего мужчины. Женщина должна полюбить не выдумку, а то, что есть на самом деле. Обман — это не для меня. Я ведь мог разжалобить тебя, воспользоваться твоей доверчивостью, затащить в постель, как это делают современные пацаны, их и мужчинами‑то не назовёшь, козлы похотливые… Шлюшки тоже им подстать… Но это не мой метод. Возможно, я не прав, только никто меня не переубедит в этом.
— Ты на самом деле считаешь, что мог разжалобить меня и под этим предлогом затащить в постель? — Удивилась она моей самонадеянности.
— Откровенно говоря, нет. О тебе я не думал. Нет, нет! — Продолжил я, не давая ей возможности возразить. — Я не так выразился. Дело в том, что как женщина ты меня интересовала, даже очень интересовала. Но я уважал твою независимость, твоё нежелание общаться с мужчинами, а потому не стремился к физической близости с тобой. Мне как‑то и в голову не приходило соблазнять тебя. Я вообще не люблю соблазнителей, и сам никого и никогда не соблазнял. Это противно моим взглядам.
— Но если возле тебя окажется девушка, которая совсем не против разделить с тобой постель, ты же не откажешься?
— Нет. — Честно сознался я.
— А совесть тебя после этого не мучает?
— А почему меня должна мучать совесть? Я же никого не обманывал, никого не завлекал, не соблазнял, ничего не обещал, и уж тем паче не насиловал.
— Лишал невинности не мучаясь совестью. — Сказала Маша, пристально глядя мне в глаза.
— Я тебя не понимаю?..
— А и не надо. — Ответила Маша, нежно касаясь пальчиками там, где это приводит к безумствам чувств.
На работе меня ждали… В буквальном смысле и в переносном. Ждали всякие неприятности, и человек в штатском. Стоило мне лишь появиться на проходной, как охранник сообщил, заглядывая в раскрытый журнал лежащий тут же на столике перед ним:
— Вас к директору.
— Спасибо. — Буркнул я, мысленно выматерившись. И замер. Это был не привычный дедуля или бабушка божий‑одуванчик, а подтянутый, накачанный мужчина лет сорока, сорока пяти. На поясе у него висела расстёгнутая кобура откуда и торчала рукоять пистолета. Явно не газового.
— Вы проходите? — Подтолкнули меня сзади.
— Простите. — Снова буркнул я, запихивая пропуск в карман и направляясь к лестнице.
— Не туда! — Остановил меня охранник.
— Чего?! — Тут я так удивился, что больше ничего не сумел сказать.
— Сначала зайдите к Самуилу Исмаиловичу. — Сообщил он.
— Но, Вы же сказали, что меня вызывает директор:! — Опешил я.
— Да. Но сначала к Самуилу Исмаиловичу. — Сказал страж дверей и повернулся к следующему посетителю.
Весь в недоумениии, я свернул направо к дверям начальника безопасности. Здесь меня ждала очередная неожиданность. Самуил Исмаилович, хмуро поздоровался, глядя куда‑то в тетрадку, затем потребовал сдать пропуск. Я обалдел!..
— Что случилось? Меня уволили? — Наконец выдавил я из себя после непродолжительной паузы.
— Если бы тебя уволили, то ты б сюда не прошёл. — Возразил он, всё тем же бесцветным голосом.
— Самуил Исмаилович, что случилось? Вы можете мне объяснить?
— Идёт смена удостоверений. Видел, охрану сменили. Теперь не пенсионеры будут сидеть на входе, а спецназ.
— Ни фига себе!!! — Поразился я. — За какие‑такие заслуги? И за какие‑такие денежки?! Неужто Семён Иванович разорился?!
— Хуже.
— В каком смысле? Нас продали?
— Перестань задавать вопросы. Иди к директору, он тебе всё сам объяснит.
Я молча положил пропуск на стол начальника безопасности и вышел. День начинался с потрясений.
Мариэтты Трофимовны на месте не оказалось. Вместо неё за столом сидела миловидная блондиночка лет двадцатипяти не больше, с голубыми глазищами на пол лица. Она глянула на меня, поинтересовалась фамилией, потом заглянула в монитор и, удовлетворившись полученным ответом, благосклонно позволила мне пройти в кабинет. Но на этом неожиданности не закончились.
За директорским столом сидел высокий, мускулистый мужчина, в синем пиджаке с белым воротничком и в однотонном галстуке. Сам же Семён Иванович расположился за журнальным столиком слева и потягивал кофе из фарфоровой чашечки. Я замер у двери, не зная, что делать?..
— Проходи, проходи. — Предложил Семён Иванович, указывая на кресло возле директорского стола. — Не стесняйся.
— Он не стесняется. — Заговорил мужчина за столом глубоким профундо. — Он растерялся. Я б тоже на его месте растерялся.
— Здравствуйте. — Не очень убедительно поздоровался я. — А можно я здесь, у стеночки присяду?
— Не советую. — Сказал директор. — Неудобно сидеть, да и разговаривать будет не очень уютно.
Мысленно я согласился с ним, но усаживаться напротив этого басистого мне как‑то не хотелось.
— Да проходите, проходите. Садитесь где угодно. — Предложил человек из‑за стола.
Я присел на краешек стула у самой двери, как нашкодивший мальчишка. Сидеть и впрямь было неудобно. Толи передние ножки стула были подпилены, толи пол здесь имел некоторую покатость…
— Мне выйти? — спросил Семён Иванович.
Тут я понял, что окончательно потерял дар речи. Мужчина за столом кивнул. Семён Иванович одним глотком допил кофе, поднялся, едва заметно кивнул в ответ и вышел.
— Вы считаете, что так будет удобно говорить?
Я молча пожал плечами.
— Ну, как знаете. — Продолжил он. — Разрешите представиться, меня зовут Михаил Сергеевич.
— Как?! — Не удержался я от вопросительного восклицания, и невольно покосился на его голову.
— Михаил Сергеевич. — Терпеливо повторил мужчина.
Он явно привычным движением прикоснулся к известному месту на голове, резко отдёрнул руку, будто обжёгся и продолжил:
— И ничего в этом удивительного я не вижу. Я руководитель проекта одного не очень известного института.
— Скажите прямо, секретного. — Пробубнил я.
