Мари Сойер - Селин Баст. Жизнь во сне
— Ты что, сдурел? Нет, конечно.
— Прекрасно, — выкрикнул Билл Кроули и умчался.
Какое-то время я лежала и смотрела в потолок невидящими глазами и размышляла о своей горестной судьбе. Правда, вскоре мне это надоело, и я нажала на кнопку вызова медсестры.
В «мои апартаменты» вошла молоденькая девушка лет семнадцати. Она улыбнулась и спросила, все ли у меня в порядке. Вероятно, она только начала проходить стажировку после колледжа, и врачебный цинизм еще не успел войти в подкорку ее мозга.
— Как тебя зовут?
— Маргарита. Вам чем-нибудь помочь?
— У тебя есть пара минут? Я бы хотела узнать у тебя кое-что.
— Разумеется, — она еще раз улыбнулась и присела на край больничной койки.
— Послушай, — я задумалась, стараясь подобрать слова, чтобы направить беседу в нужное мне русло, — ты знаешь историю моей болезни, верно?
— Это не закрытая информация. Историю болезни каждого пациента может получить любой доктор, работающий в этой больнице.
— Хорошо. Расскажи мне, куда меня перевели?
— В амбулаторное отделение. В отношении вас сейчас не проводят никакого лечения, просто наблюдают. Недавно была создана независимая комиссия, которая пытается выяснить, является ли ваша болезнь последствием неправильного лечения, назначенного доктором Стивенсом. Если это будет доказано, то мистеру Альберту грозят большие неприятности.
— Ко мне пускают посетителей?
— Да, мэм.
— И что, кто-нибудь уже приходил?
— Нет, пока нет. Но я уверена, что как только вашему супругу сообщат, что вы проснулись, он сразу приедет.
— Не надо ему ничего сообщать. Хорошо?
Она удивленно посмотрела на меня, но спорить не стала.
— Как вам будет угодно.
— Мне можно выходить из палаты?
— Конечно, вы можете передвигаться по территории больницы, ходить в библиотеку, пользоваться телевизором в общей гостиной. Никто не будет ограничивать вашего права на передвижение.
— Это просто замечательно. Я уже давно не была на улице.
А там уже стояли последние дни солнечной осени, предшествующие наступлению холодам. Листья, устлавшие землю, давно пожухли, отзываясь ворчливым шорохом, если наступить на один из них ногой.
Несколько минут спустя меня догнал мой горе-супруг, от которого так и веяло желанием меня прибить. То ли Селин наложила на меня свой отпечаток, то ли я просто привыкла жить в постоянной готовности, но я успела развернуться к нему лицом за секунду до того, как он попытался схватить меня за плечо.
— Здравствуй, Алекс!
Мои тридцать два зуба блеснули в приветственном оскале. Алекс Форк немного растерялся и сбавил обороты.
— Привет, Клавдия! Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо. Выспалась.
Шутки он не оценил. Скривившись, как будто у него разом свело все лицевые мышцы, он присел на ближайшую лавочку и, закинув ногу на ногу, приготовился говорить. Я его опередила.
— Давай поговорим. Ты же пришел сюда потому, что не так давно к тебе приезжал Кроули. Верно?
Алекс молча кивнул.
— Хорошо. Я полагаю, тебя интересует завещание.
Форк отвернулся и снова кивнул.
— Приятно, что спустя столько лет мы все еще понимаем друг друга с полуслова.
— Прекращай это шоу одного актера, Клавдия. Что ты хочешь взамен?
Я задумалась, прикидывая, что такого знает Алекс и чего не знаю я, что он так печется о завещании.
— Взамен чего?
— Твоей компании.
— Моей компании после моей смерти, верно?
— Верно. Сейчас она итак твоя только формально. Все проходит через меня.
— Именно поэтому прибыль упала на восемьдесят три процента по сравнению с прошлым годом. Ты ни черта не понимаешь в бизнесе, Алекс.
— Откуда такая информация?
— Кажется, ты забыл, что это я основала эту компанию, а не ты. У меня свои источники.
Несколько минут мы молчали, сверля взглядами друг друга.
Когда мне это надоело, я произнесла:
— Наверное, ты уже в курсе, что после моей смерти ты не получишь ни цента. Также, ты, наверное, знаешь, что завещание было составлено до того момента, как я оказалась здесь. Я была в здравом уме и твердой памяти. Следовательно, оспорить тебе его не удастся. Также тебе должно быть известно, что находясь здесь, я не могу переписать завещание, потому что закон запрещает сумасшедшим самостоятельно распоряжаться своим имуществом. А все вместе это значит, что в случае моей скоропостижной кончины ты останешься на улице. Вытащи меня отсюда, и я перепишу завещание в твою пользу. По-моему, это честные условия.
— Ты должна понимать, что засунуть тебя сюда было куда легче, чем вытащить. Я попробую что-то придумать.
— Попробуй, Алекс, попробуй. Тем более, если ты не хочешь, чтобы твоя сумасшедшая супруга вскрыла себе ночью вены, а в предсмертной записке написала, что умирает только ради того, чтобы оставить тебя нищим на улице. Вытащить меня отсюда в твоих интересах.
— Я тебя понял, Клавдия.
Он развернулся и ушел, не прощаясь, а я осталась сидеть на лавочке, провожая последние теплые дни угасающей осени. Когда я обернулась, чтобы посмотреть вслед мужу, я увидела только два силуэта: мужской и женский. Мужской принадлежал Алексу Форку, а женский силуэт негодующе размахивал руками. Потом женский силуэт махнул рукой в последний раз, словно понимая, что с идиотом спорить бесполезно, и засеменил в мою сторону. При ближайшем рассмотрении это оказалась Алисия Блок.
— Привет, Клавдия!
Сколько я ее помню, Алисия всегда здоровалась так, словно мы распрощались по телефону минут десять назад. Не помня себя от радости, я крепко обняла подругу, уткнувшись к ней в плечо, и разрыдалась.
— Ну, все хватит разводить влажность, — Алисия одобрительно похлопала меня по плечу и присела на лавочку. — Знаешь, Клавдия, твой муж отменная скотина.
После этих слов я просто не смогла сдержать улыбки.
— Я слышала, ты вышла замуж, — я звучно шмыгнула носом.
— Да, хотя, честно сказать, если бы кто-то лет пять назад сказал мне, что я стану женой журналиста, я бы только посмеялась. Но обо мне мы поговорить еще успеем. Лучше расскажи, как ты тут? Держишься?
Я взяла ее за локоть.
— Держусь.
Алисия залилась тонким смехом серебряного колокольчика.
— Вот и молодец! Билл Кроули, твой адвокат, частенько наведывался ко мне все это время. Как только он сказал, что тебя можно навещать, я сразу приехала. Скажи, что-то происходит? Ты что-то делаешь, чтобы выбраться?
— Что я могу тут сделать? Я ем, много сплю (я бы даже сказала, чрезмерно много сплю) и шантажирую мужа, чтобы он вытащил меня отсюда.
