Виталий Останин - Остерия «Старый конь»
— Да половина страны этим занимается! — махнул рукой Мерино. — Тоже мне невидаль.
Он замолчал, задумчиво глядя на стойку, за которой скрывалась кухня.
— Мерино, ты чего? — спросил обеспокоенно Горота, когда в тишине прошло уже пару минут. — О чем задумался?
— Да этот толстячок меня тут надоумил. А что если таверну эту купить?
Друзья изумленно уставились на него.
— И превратить в остерию! — продолжил он. — Шустрый, помнишь? Как Джул хотел! Бельк, подумай! Свое место в мире, гости, которые рады видеть тебя, а ты рад видеть их.
— И готовить ты умеешь, — резюмировал Бельк. — Хорошая идея.
— Хозяин! — практически в один голос позвали они трактирщика, которому неожиданно повезло.
СЦЕНА ДЕВЯТАЯ
В которой все заканчивается, но остается еще очень много вопросов. Также тут Мерино с друзьями бродит по подземельям, и все получают свое.
Ночь на 7 октября 783 года п.п
под городом Сольфик Хун
Ближе к вечеру, когда лишь осталось дождаться Бенедикта с его командой, в дверь остерии вошел мальчонка лет двенадцати. По манере двигаться, одежде и выражению лица в нем легко угадывался обитатель Пыльной улицы. Неуверенно оглядевшись по сторонам, он замер посреди зала, явно не зная куда идти дальше.
— Тебе кого, малой? — из укрытого тенью угла спросил Бельк.
Паренек вздрогнул от неожиданности, обернулся на голос.
— Синьора Лика… Послание у меня…
— Говори, я передам. Занят сейчас синьор Лик.
— Велено ему только… — уперся пацан.
Бельк поднялся, не спеша приблизился к посыльному, взял его за плечо и развернул к лестнице на второй этаж.
— Ну раз так, пойдем, провожу.
Мерино как раз заканчивал с зарядкой второй пистоли, когда Бельк ввел мальчишку в комнату. Все остальное снаряжение было готово, размещено по специальным карманам бесформенного черного кафтана.
— К тебе тут посланник от пыльников, Праведник, — сообщил северянин и слегка толкнул мальчишку вперед.
— Вы синьор Лик? — спросил он.
— Я он и есть. — ответил Мерино, откладывая пистолю. — Кто послал?
— Крысюк! Велел передать, что сход был, а Серого на нем не было. Чего сход решил, того Крысюк не знает. Знает, что Серый заперся в своем доме с десятком людей и не выходит. Еще сказал, что с дома его есть ход в подземелье. А еще сказал, что Сом поставил несколько своих за домом смотреть.
— Все?
— Так-то все, только Крысюк сказал, что вы мне заплатите… — мальчишка замялся и выдал. — Сказал: четверть ори.
— Так и сказал? — внутренне улыбаясь, спросил Мерино.
— А вы думаете, легко щас с Пыльной выйти? — вскинулся пыльник. — Там щас стража везде, а я ходы знаю, но мог и попасться! Никого ж не выпускают!
— Согласен, — примирительно поднял ладони Мерино, улыбаясь уже в открытую. — Цена за риск оправдана. Держи.
И он с ногтя большого пальца отправил в полет к мальчугану монетку в четверть ори. Тот сноровисто поймал ее, оглянулся на стоящего позади Белька.
— Так я пойду.
— Ступай.
Бельк вывел мальчишку тем же манером, придерживая за плечо, видимо опасаясь, как бы тот чего не стащил. Спустя минуту вернулся.
— Остерию я запер, можем идти, — сообщил он.
Мужчины уже на улице дождались появления небольшого отряда барона (четыре человека вместе с Бенедиктом), обменялись короткими приветствиями, и под накрапывающим мелким дождем заспешили в район старых доков. По дороге Мерино рассказал кансильеру коронного сыска о сведениях, полученных от Крысюка, и барон согласился, что уходить люди Серого Конни будут все-таки через катакомбы.
Вечерний город был довольно слабо освещен и малолюден: дождь прогнал с улиц всех, у кого там не было дел. Остались редкие патрули городской стражи, спешащие найти приют в тавернах и постоялых дворах редкие путники, да последние уличные торговцы, упаковывающие товары к отъезду. Так что друзья довольно быстро пересекли район старого города, вышли портовый район и свернули на малохоженую дорогу к старым докам.
Раньше здесь строили суда для прибрежного рыболовства и торговли, малотоннажные, как сейчас принято говорить. Рыбацкие лодки, баркасы, купеческие когги. Здесь же, чуть в стороне, были и причалы, пропахшие рыбой и водорослями. Все в один миг, буквально, перестало быть нужно при спуске на воду первых мореходных судов. Купцы забросили тихоходные когги по причине невыгодности, малые артели рыболовов оказались вытеснены с рынка крупными промысловыми компаниями, привозящими с одного улова больше, чем все местные рыбаки ловили за неделю. А морское дно у старых доков оказалось неспособным к пропуску больших кораблей, как следствие, сделав ненужными и склады, и причалы.
Старый пакгауз врос в землю, наверное, на треть высоты стен. Крыша обвалилась внутрь, сделав перемещения внутри здания если не невозможным, то крайне сложным. Кладка известняковых стен уже покрылась трещинами, говорящими, что еще десяток лет такого небрежения — и вся конструкция развалится, как детский шалаш из веток.
Мужчины разошлись, обходя здание со всех сторон, осматривая его на предмет входов и выходов, а также мест, пригодных для засады. Входов нашлось целых три: главная арка дверного проема, через которую спокойно проехала бы груженая телега, боковая дверь обычного размера и оконный проем в противоположной стороне от главных ворот, выломанный под самую землю непонятно кем и с какой целью. Следов человеческого присутствия тут хватало с избытком: обрывки выцветшей ткани, зацепившиеся за острые обломки развалин меньших построек, куски веревки и рыболовных сетей, доски сгнившие и обожженные. Как и следов самих людей. Несмотря на безлюдность места, они здесь все же появлялись частенько, о чем говорили проторенные дорожки среди развалин и следы костров.
Около получаса неторопливого изучения местности в опускающихся сумерках позволили найти и скрытый в береговых камнях причал, и вход в катакомбы в подвале. Пологий земляной спуск, упирающийся в незапертую деревянную дверь, был расчищен, что свидетельствовало о его частом использовании. Однако кучи мусора, громоздящиеся по сторонам от спуска, вполне позволяли устроить тут засаду, о чем да Гора не преминул сообщить.
— Согласен, — кивнул Мерино. — Но надо бы спустится вниз и очень осторожно изучить обстановку.
Смотрел он при этом на Белька, поглаживающего усевшегося на задние лапы гикота. Северянин дернул уголком рта, обозначив улыбку.
— Мы с Дэнизом спустимся. Вы тут пока устраивайтесь и не шумите.
Гикот, не дожидаясь приглашения, нырнул в темноту подземного хода. Бельк последовал за ним.
— Никак не могу привыкнуть, что Дэниз все понимает, — усмехнулся Бенедикт.
Он посадил двоих своих людей за нагромождения камней и досок, одного отправил следить за пристанью и теперь придирчиво выбирал место, где затаится самому.
— Да я и сам не привыкну, — откликнулся Мерино, осматривая упавшую потолочную балку и прикидывая, достанет ли у него ловкости выпрыгнуть из-за нее, когда придет время. По всему выходило, что такой акробатический маневр ему был вполне по силам, правда, придется на пару секунд потерять сектор наблюдения из виду. — Так вроде смотришь: человек и его питомец. А потом говоришь что-нибудь и видишь, как он тебя слушает и понимает. Магия прямо!
— Я потом про них читал много. Ну все что удавалось найти. — Бенедикт наконец определился с местом. — Это не магия. Ученые это называют духовным симбиозом. Человек, которого принимает гикот, как бы сливается с ним разумом.
— У кого-нибудь из тех ученых свой гикот был?
— Похоже, что нет, — да Гора улыбнулся. — А Бельк не особо на эту тему разговорчив. Как и на любую другую. Сказал как-то: «Я слышу его желания, а он мои» — но как это понимать?
— Не жалеешь? — Мерино имел в виду случай многолетней давности, когда отец Бенедикта подарил гикота ему, а остался тот у северянина.
— Завидую, конечно. Но не жалею. Я со зверями не очень.
Из-за двери в подвал вынырнул Дэниз, пристально глянул на Мерино и снова скрылся в темной глубине.
— Бельк зовет, — пояснил Мерино маневр гикота. — Видишь, я уже сам могу понимать желания животного!
И осторожно вошел в дверь.
Было темно, но не абсолютно, — где-то далеко от входа горели факелы. Неторопливо двигаясь к свету, Мерино несколько раз чувствовал, как его ног касалась мягкая шерсть Дэниза. Наконец он вышел в пятно света, отбрасывающего тени факела, укрепленного в специальной нише. Небольшой освещенный островок позволял во всех подробностях рассмотреть покрытую мхом и влагой каменную кладку, которой уже стукнула не одна сотня лет. Бельк стоял за границей света, вглядываясь или вслушиваясь в темноту.