Иван Галкин - По мостовой из звёзд
Теперь Саше стало понятно их внешнее сходство, да и Ворон предполагал их родство. Однако Саша не знал, как об этом спросить напрямик, а олерис…
— Почему же старик молчал? — сказал Ареил.
— Почему олерис не сказал? — одновременно произнес Саша.
— Старый шутник… — добавил Ареил. — Я думал, он не стал нас представлять, потому что ты уже знаешь обо мне. И вообще, я не люблю официальные представления. А он просто пошутил!
Саша улыбнулся.
— А почему же тогда ты пошел со мной, если не знал? — спросил Ареил, несколько смутившись.
— Из вежливости… — Саша улыбнулся шире. — Ну и на самом деле, мне было интересно посмотреть на то, как вы живете.
— Хорошо. Тогда давай я еще тебе покажу. К тому же, теперь ты знаешь, — пожал плечами молодой князь.
— Постой. Ты мог бы проводить меня к лекарю? Ведь тебя-то он примет сразу же?
— Мог бы. Но не сейчас, — слегка склонил голову набок Ареил, — его нет в городе.
— А где он?
— Откуда я знаю? Он иностранец, хотел изучить народ леса, посмотреть на их методы лечения, травы купить… Что-то я сомневаюсь, что он теперь вообще вернется. Кто же знал, что они набеги начнут?.. А вообще, зачем тебе?
— Да так… но мне очень нужно.
— Если очень, — пожал молодой князь плечами, — то я скажу, если он вернется. Если что, пока что его помощник здесь. Он, правда, не слишком хорош… но если тебе что-то срочно.
— Не слишком хорош?
— Ну как… не слишком умный он.
— Ясно, — вздохнул Саша, — ну, мне не настолько срочно.
— Тогда идем?
— Да, давай.
* * *Они столкнулись с князем во дворе. Бореад шел из соседнего здания, являвшегося кухней, как раз тогда, когда они решили осмотреть конюшни.
— И кто же из вас кого нашел? Я бы сказать не взялся, — сказал князь.
Саша совершенно не понимал, что князь ощущает. Бореад то ли добродушно пошутил, то ли укорял.
— Я показываю гостю наш дом.
— Это хорошо, но насколько я знаю, ты должен был сейчас заниматься? С олерисом… да нет, уже с Герадом.
Ареил отвел глаза.
— Но гость…
Князь покачал головой. В его глазах не было и тени улыбки.
— Ты должен взрослеть. Не стоит привязываться к людям — ведь ты не простой человек. Тебе суждено быть князем, и твоя доля — служить господу, строя дом нашего народа. Твоя судьба — не тела, но души. К тому же, у этого юноши своя дорога.
— Ты требуешь невозможного.
— Сейчас — да. Ты слишком мал. Но со временем ты поймешь, о чем я тебе говорю. И лучше бы для тебя слушать меня, пока я здесь. Если я умру, то мое знание будет тебе некому передать. Все кто тебя окружают — имеют свои роли, но среди них нет тех, кто способен любить по-настоящему. А настоящий правитель должен любить. Как бы ни был он упрям и жесток — иногда так, что люди готовы возненавидеть его — он всегда руководствуется знаниями о людях, строя крепость в их душах, что они смогут назвать домом. А питает его стремления любовь. Но не к отдельным людям, а ко всему народу. Погнавшись за малым, ты теряешь большее. Не заставляй себя выбирать.
Князь на секунду замолчал, пристально посмотрел на Сашу, но затем продолжил.
— Господь испытывает нашу веру, испытывает стены крепости, которую строил я и мой отец. Возможно, скоро будет большая война. И я не простой воин — мои владения — земли, дома и люди всегда со мной. Эта ноша может столкнуть меня в пропасть. Тогда ты должен будешь продолжить мое дело. Ты понимаешь?
— Я это понимаю, я не понимаю, почему ты говоришь, что можешь умереть? Тысячи воинов готовы защищать тебя и…
— Воины не имеют значения, когда я должен защищать нечто более ценное — души моего народа. Я не могу вечно прятаться за их спинами — потеряв нить, связывающую их с домом, а значит и со мной, я потеряю все, что создавали предки. Я должен следовать не пути выживания, а пути господа. И кто знает, к чему приведет меня воля Пальда? Да, я могу погибнуть.
Ареил молчал, на его лице проступила тревога.
— Чего ты боишься? — спросил князь.
— Того, что ты умрешь…
— Здесь нечего бояться. Умирающие с любовью в сердце вызывают не жалость, но почтение. И сама смерть совсем не страшна. Чем она ближе, тем дальше страх. А боль, если она есть — лишь аккомпанемент. Люди не вещи, и не надо цепляться за них. Все мы смертны, а наша боль — лишь плач по привычному, плач по потерянному времени и благам, которое забрали с собой умирающие. Ты научишься отпускать только тогда, когда научишься любить по-настоящему. И бояться надо только этого — что ты потеряешь нить, связывающую тебя с господом. Я же боюсь, что не сумел объяснить это, пока было время…
Вдруг князь сбился. Он посмотрел на ласчи, взобравшегося на плечо Саши. Что-то мелькнуло в его глазах на мгновение.
— Надежда, — подсказал Ворон.
— Может ли это быть благословением Пальда? — задумчиво произнес князь. Затем он обернулся к Ареилу. — На севере теперь часто появляются риши… это может означать только одно. В то же время, Лесники выходят из чащоб… Каков бы ни был риск, мне необходимо расправится с ними раньше, чем корабли ришей появятся на ледяных берегах. Над нами нависла большая опасность, Ареил. Беда всегда дает знать о себе раньше, чем люди ее почувствуют. Главное — уметь видеть.
Князь глубоко вздохнул.
— Идите куда шли, теперь уж я думаю поздно искать Герада.
С этими словами он оставил их.
— И что этот Герад… — произнес расстроенный Ареил.
— Кто такой Герад? — негромко спросил Саша.
— Да… дружинник. Учит меня обращаться с мечом. Но это неважно.
Саша промолчал.
Они еще осмотрели загоны для стидов. Тут их встретил главный стидовод и смотритель загона, одетый в простые коричневые штаны и такую же рубаху. В строении, схожем с обыкновенной конюшней, находилось почти два десятка стидов. И точно также пахло сеном и навозом. Да и сами стиды вели себя очень похоже на лошадей — тянулись к мальчикам, косились раскосыми глазами. Только звуки издавали несколько другие, но их назначение было точно таким же.
В загоне были самые разнообразные — светло и огненно-рыжие, серые и почти белые трехрогие животные. Часть была легкими, тонконогими, а часть — крупными, в полтора раза больше первых и на голову выше человека. За всеми ними ухаживало почти десять человек. Хотя сейчас в загоне было только пять. Ареил объяснял, что этот загон — для личных стидов князя и все они — лучших пород. А дружинники, говорил он, держат своих стидов у себя.
Пока Саша задавал вопросы про стидов, и ему даже удалось погладить одного зверя под присмотром стидовода, Ареил расспрашивал о ласчи. Видно было, что он давно хотел задать про него множество вопросов, пользуясь случаем. Однако, после разговора с отцом, энтузиазм его сильно убавился. Беспокойство, какое бывает, когда ты расстроен одним делом, но хотел бы заняться другим, не давало ему сосредоточиться, отвлекая на только ему ведомые мысли.
