Марина Дяченко - Авантюрист
— Эгерт, у тебя есть одна особенность. Ты всегда приходишь… в самый нужный момент. Когда без тебя… ну никак.
Солль невесело рассмеялся. Ретанаар временно оторвался от созерцания часов и подозрительно покосился на стоящих рядом Танталь и Солля — интересно, что он подумал?
Танталь вздохнула:
— Эгерт… Это судьба.
Глаза его снова сделались больными и напряжёнными — на мгновение.
— Ты так считаешь?
Теперь уже Рекотарс вздрогнул от их взгляда. Сдвоенного взгляда с одинаковым вопросом-испытанием.
— Эта девочка, — медленно начал Эгерт, — жила спокойно и счастливо… пока ей не исполнилось пять лет. В это время произошли события, о которых долго рассказывать… в которые вы, вероятно, будете посвящены со временем. Случилось так, что в семье произошёл разлад. А потом наш с Торией старший сын, — он особо выделил сочетание «наш с Торией», — наш сын Луар отделился от семьи, сделавшись великим магом, прорицателем… и выйдя на поединок с некоей внешней Силой, которую он только, унаследовавший мощь магов древности, и мог остановить. Случилось так, что Луар навсегда ушёл от нас…
Эгерт запнулся. Танталь смотрела в сторону с таким видом, будто рассказ никак её не касался.
— Мать Аланы тяжело перенесла… то, что случилось, — продолжал Эгерт медленно. — Я… да, я не поддержал её в трудную минуту. На глазах девочки, внезапно потерявшей и отца и брата, её мать оказалась на грани сумасшествия… Бедная Тор. Жизнь могла быть… справедливее к ней. Хоть чуть-чуть… Алане было пять лет. Вы понимаете, господин Рекотарс, что такие испытания не проходят даром. Всё, что творится с Аланой сегодня…
— Понимаю, — сказал Рекотарс поспешно. И кашлянул, будто у него запершило в горле, будто исповедь Солля была ему в тягость.
— Несмотря ни на что, я был бы рад… породниться с семейством Соллей и сделать жизнь Аланы… достойной и… счастливой.
Танталь не могла определить, насколько искренне сказаны эти слова. Ритуальная, приличествующая случаю речь не предусматривает искренности, одну только торжественность…
За окнами набирало силу пасмурное сырое утро.
Он же не мальчишка, думала Танталь, разглядывая красивое породистое лицо. За ним наверняка бегают женщины… разные, в том числе изысканные… в том числе богатые… Неужели он действительно воспылал к девчонке Алане, воспылал настолько, что готов мириться с её совершенно невозможным поведением?!
Не верю, насмешливо сказал скрипучий голос здравого смысла.
Зачем ему Алана? Может быть, он действительно мечтает породниться с Соллями — для худородного юноши это было бы весьма почётно…
Рекотарс — кто угодно, но только не худородный юноша.
Танталь вдруг помрачнела:
— Кстати… бестактный вопрос. Вас не смущает, что после всего… после приключений с комедиантами и в особенности после этой последней выходки… Алана формально может считаться… обесчещенной?
Солль вздрогнул; она поймала его укоризненный взгляд. Извини, Эгерт. Это слишком важно, чтобы стыдливо молчать.
А потом она встретилась глазами с Рекотарсом — и устыдилась сама. Потому что в глазах неистового Ретано стоял такой непритворный упрёк, что ей пришлось в смятении отвернуться.
— Извините…
— Из того, что с Аланой случилось несчастье, следует только, что надо быть к ней внимательнее, — сказал Рекотарс глухо. — Мне так кажется… А вам?
Танталь поняла, что он снова не притворяется. Хотя девять из десяти благородных гордецов поспешили бы в подобной ситуации бочком-бочком, да и в сторонку…
— Я приношу свои извинения, — сказала она твёрже. — У меня и в мыслях не было заподозрить вас…
Она замолчала, тщетно подыскивая подходящее слово.
— И Алана уже дала своё согласие, — рассеянно, ни к кому не обращаясь, пробормотал Солль.
Ещё бы, подумала Танталь. Кого-кого, а Алану легко понять.
Может быть, ему нужны деньги?
— Впору сговариваться о приданом, — протянула Танталь, стараясь, чтобы её голос звучал бесстрастно.
Рекотарс поднял голову:
— Возможно, я шокирую вас. Мои предки были достаточно щепетильны в вопросах чести… — Он посмотрел прямо на Танталь, хоть этот взгляд и дался ему непросто. — Я хотел бы получить в качестве приданого копию книги уважаемого Луаяна, в которой записана история магов на протяжении многих столетий… и где, как мне известно, упоминается имя моего предка. Я хотел бы почитать её — сам… Не говоря уже о том, что это семейная реликвия и госпожа Алана имеет на неё право.
Глава 7
Приличия города требовали, чтобы от помолвки до собственно свадьбы прошло не менее полугода.
Традиция рода Рекотарсов была ещё строже: девять месяцев, с тем чтобы обоюдное чувство успело вызреть, как младенец в чреве матери…
Думал ли я, наследник Рекотарсов, что придётся поступить с традицией как с драной кошкой?
Обнаглевшая матросня причинила моему здоровью куда больший ущерб, чем показалось вначале. Я слёг, как будто специально за тем, чтобы Солли получили возможность трогательно за мной ухаживать; Алана приходила трижды в день, чистенькая, скромная и смирная. Ни один моралист не заподозрил бы эту чудо-невесту в болезненной тяге к кабакам, спиртному и разнообразным подонкам. Я и сам спрашивал себя, протирая воспалённые глаза: а было ли? Не примерещилось?..
Не примерещилось, утверждали раны и кровоподтёки.
Миновала неделя; едва поднявшись с постели, я вызвал будущего тестя на серьёзный разговор и как дважды два доказал ему, что наша с Аланой свадьба может состояться уже через месяц-полтора. Если уж наследный Рекотарс во имя особых обстоятельств наступает на горло обычаям рода, то почему то же самое не сделать и Соллям?
Господин Эгерт не смог отказать будущему зятю. И боюсь, в основном из-за боязни, что за полгода Алана успеет влипнуть в новую историю. Воспитывать такую дочурку — всё равно что кипятить молоко в горсти…
Вполне довольный судьбой, я вернулся в собственную комнату; непонятно, что за надобность заставила меня открыть дорожный сундук. И непонятно, почему замшевый мешочек для приданого оказался под крышкой, на виду, — я же помнил, что упаковывал его на дно!..
Россыпи бисера на мягком чёрном боку не складывались в рисунок. Я нахмурился, прикидывая, поместится ли в мешочке увесистый томик этой сомнительной книжки «О магах»; потом, будто желая проверить подарок Черно на вместительность, рассеянно сунул туда руку.
Я успел поразиться мягкому теплу, царящему в недрах чёрной замши. В следующее мгновение меня схватили за руку — цепко, холодной костлявой ладонью.
