Марина Дяченко - Авантюрист
Тому, что рубил швартовы, не удалось довести дела до конца. Я сбил его за борт — телом его же собрата, причём уже спустя секунду этот собрат запустил в меня ножом. Я увернулся; на меня волной навалились сразу пятеро или шестеро, и, захлёбываясь боевым кличем, я успел подумать, что если отобью эту атаку — всё, дело выиграно…
В основание моего клинка тяжело врезалась чужая, жаждущая крови сталь. Нападающий всего на мгновение обнажил левый бок — я достал его кинжалом. Карусель продолжала вертеться — я закрылся шпагой от трёх ударов сразу и удержал, хотя в первый момент смятённое сознание завопило, что пробьют, пробьют, пробьют…
Четвёртый удар шёл по низу. Я поймал его на освободившийся кинжал; в размазанном движении с моего клинка слетела тёмная капля. А может быть, померещилось — что я мог разглядеть — в такой сутолоке, в таком темпе, в такой темноте?!
Я ушёл в сторону, позволяя силе буйных соперников пролиться мимо, в борт; тот, кого я достал кинжалом, всё ещё оседал на палубу, предводитель с третьим стеклянным глазом не успел разинуть рта для нового рявканья, а от схватки отвалился ещё один, получивший эфесом по затылку, и товарищи его, тяжело дыша, отступили, оставив меня во временном, зыбком одиночестве.
— Всех перебью, канальи! — выдохнул я, вращая глазами, многообещающе поводя окровавленной сталью. — Где девчонка, твари?!
Противников по-прежнему хватило бы на то, чтобы по меньшей мере завалить меня собственными трупами. Удушить под горой тел.
— За борт его, суки, что рты поразевали?! — заорал кто-то за сомкнутыми спинами. И выругался, поминая все на свете мерзости. Я впервые с начала схватки подумал, что страже, собственно, давно пора появиться.
Молодчики были похожи один на другого — мощные приземистые фигуры. Походка раскорякой; они двинулись, конечно же, одновременно со всех сторон, причём неторопливо, не желая попусту подставляться, но заранее предвкушая, каким образом будет умирать свалившийся с неба задира. Чистоплюй, полагающий вольных матросов скотами и холопами. Тонкая кость, голубая кровь — так славно захрустит и так резво растечётся по палубе…
Я с удивлением увидел, что теперь в руках у них не только ножи. Откуда-то взялись маленькие удобные топорики, дубины, крюки, цепи…
Не стоило ждать, пока меня заключат в кольцо. Я снова завертелся — спина-то у меня оставалась незащищённой; шпага, до сих пор выручавшая меня безотказно, вдруг дёрнулась в сторону, вокруг клинка петлёй захлестнулась цепь, у меня появился реальный шанс остаться против всей толпы с одним только кинжалом…
Я верно угадал направление. Ещё секунда — и шпага ушла бы в пустоту, да она и не понадобилась бы через мгновение: я едва успел уйти от удара в спину…
Не до конца успел. Ладно, время боли придёт потом.
Молодчики сопели. Их неудачливые товарищи истекали кровью на досках палубы, и всё возрастал предъявляемый мне счёт, но быть следующим никому не хотелось. Я нашёл спиной стенку пристройки и навалился на неё всем телом. Теперь я прикрыт хотя бы сзади, но сдаётся мне, что и моя кровь истекает вместе с бегущими секундами…
Лодка опасно плясала, скрежеща бортом о край пристани, всё сильнее раскачивались фонари.
А если девчонки здесь нет?! Если они бросили Алану в тёмной подворотне, если она сию секунду умирает в сточной канаве, если вся эта кровавая свалка совершенно напрасна?!
Краем глаза я увидел, как в лодку влезает Танталь. Заскрежетал зубами, молча проклиная несносную дуру; я сейчас не в состоянии ей помочь, вот на её пути вырастает пучеглазый матрос…
Я не видел, что произошло. Секунду спустя оказалось, что Танталь залепила парню башмаком по лицу — тяжёлым башмаком с деревянной подошвой. Матрос взревел, хватая руками пустоту, Танталь вывернулась из его объятий и пропала из поля моего зрения. Пёс, я не должен был отвлекаться…
— Режь его! Режь! Режь!!
И ругань, такая, что покраснеет и берёзовый веник.
Удивительно. Странно, как я успел среагировать, но всё же успел; нож, отбитый на лету, ушёл в сторону и, судя по звуку, глубоко врезался в дерево.
Прижавшись к надстройке, я потерял подвижность. Я растерял и значительную часть сил, но не торчать же вот так, готовой мишенью; я отступал вдоль борта, когда топор, рубивший перед тем канат, устремился мне наперерез.
Он был широк и тяжёл, этот топор, его полукруглое лезвие казалось растянутым в улыбке щербатым ртом; меткая рука, не привыкшая промахиваться, крутанула топором в воздухе и пустила в полёт, и, грузно проворачиваясь, топор устремился мне в лицо.
Несколько мгновений мне казалось, что мы обязательно встретимся. Что щербатая стальная улыбка найдёт меня, даже если для этого топору придётся трижды изменить траекторию… Даже если я прыгну за борт… Даже если я…
Удар!
Топор вломился, но не в мой череп, а в борт, ниже уровня воды. Новым свидетелем схватки стал тугой фонтанчик, бьющей в пробоину.
— Прокля-атье!.. — заревели сразу несколько глоток.
Я ещё не успел выпрямиться, воздух над моей головой всё ещё помнил свист пролетающего топора, а на меня уже валилась тяжёлая дубина, целящая по ногам; я тяжело подпрыгнул, и в этот момент моё плечо поймало маленькую трезубую «кошку».
И все эти тяжёлые, жаждущие крови туши кинулись одновременно, потому что опостылевший противник наконец-то потерял равновесие.
— Ретано!!
Чей это голос?!
Вода растекалась по палубе.
Кто-то напоролся на сталь — прочих это не остановит. Смрад от немытых тел навалился на меня, перебивая запах воды, перебивая запах дыма и крови; тренированное тело всё ещё вертелось, клинки всё ещё отражали удары, но пройдёт секунда — и я увижу эту палубу перед собственным носом, и в растекающуюся по ней воду добавится моя собственная кровь…
— Именем города!
Те, кто добивал меня, на мгновение пришли в замешательство. Я рванулся; на залитой кровью сцене появилось новое действующее лицо, и как раз в тот момент, когда мне грозил немедленный финал.
Живая могила над моей головой рассыпалась. Я смог подняться на одно колено — и кинжал, и шпага до сих пор были при мне. А значит, и рук у меня по-прежнему две, хоть я не ручаюсь, что в этой свалке мне не оттяпали пятку или ухо…
В драку с решённым уже исходом вклинился некто или, вернее, нечто, бестия с веслом наперевес, и тяжёлая лопасть вращалась, как мельничное колесо, всё быстрее и быстрее, и кое-кто из головорезов уже попался на её дороге, кто-то на четвереньках отполз в сторону, а кто-то остался лежать на мокрой, разукрашенной палубе.
— Именем города, вы арестованы!
