Ольга Романовская - Песочные часы
Они направлялись к нам, и я непроизвольно зажмурилась, чтобы не видеть лица несчастной.
— А я бы на твоём месте посмотрел, — ворвался в мои мысли голос хозяина, и в следующее мгновение его руки насильно вернули мне зрение. — Полюбуйся, что случается с рабами, обманувшими доверие хозяев.
— Эй, — он знаком остановил мучителей несчастной, — что она натворила?
— Воровка.
Женщина неожиданно затихла, глаза радостно блеснули из-под спутанных волос. Найдя в себе силы подняться, она метнулась к норну и, повиснув на руках палачей, в мольбе простёрла к нему покрытые багровыми синяками руки:
— Да продлят боги ваши дни, мой норн! Смилостивитесь, скажите им, что Наира никогда не брала чужого! Вы же часто бывали у хозяина, должны меня помнить. Я торха сеньора Манеуса, та самая, что хорошо танцует. Вам ведь нравились мои танцы?
— Наира, говоришь? — он подошёл к ней и взял за подбородок. Женщина постаралась улыбнуться, хотя по всему было видно, что далось это ей с трудом. — Вот уж не ожидал… Образцовая торха, ласковая, предупредительная, умная…
— Мой норн, умоляю, не позвольте им убить меня за то, чего я не совершала!
— Если твой хозяин решил, что ты виновна, то так оно и есть. Куда вы её? — хозяин снова обращался к конвоирам.
— В бордель для хыр. Если хотите, мы вам адрес оставим, мой норн, — лукаво подмигнул араргец.
— Уберите её, — поморщился норн, брезгливо вытерев руку о край плаща.
Тогда я не поняла столь резкой перемены отношения к этой женщине, о причине узнала много позже. Пока Наира была торхой, она считалась чистой, перейдя же в разряд хыр, да ещё публичных, превратилась в представительницу самой низшей касты. Норны с такими не имели дела, как и большинство горожан.
Публичные дома для хыр посещали отбросы общества и люди с психическими отклонениями. В них процветали всевозможные извращения, не заканчивавшиеся даже со смертью девушек, которые редко выдерживали больше полугода. На мёртвую «девочку» тоже найдётся клиент. И иногда за неё заплатят даже больше, чем за живую.
Наира умоляла спасти её, соглашалась стать подстилкой для всей прислуги, работать от зари до зари, лишь бы норн перекупил её, но хозяин делал вид, что не слышит. Стащил меня с седла, подгоняя лёгкими толчками в спину, запрещая оборачиваться, заставил подняться по ступенькам и войти в дом.
— Пожалуйста, прошу вас, хозяин, спасите её!
Ухватив его за руки, я опустилась на колени. Меня трясло: в ушах стояли отчаянные мольбы торхи.
— Нет. Вставай.
— Я…я… что я должна сделать? Я сделаю!
— Лей, я не стану вмешиваться. Она не принадлежит мне, а её хозяин волен поступать так, как ему заблагорассудится. Вставай и успокойся. Я рад, что ты проявляешь сострадание людям, но, к сожалению или к счастью, Зеленоглазка, иногда нужно пройти мимо. Судьба чужой торхи меня не касается. И я ничего не могу сделать.
Я смирилась и встала.
Понимай я тогда, куда ведут Наиру, что это не просто бордель, стояла бы до победного, сумела уговорить норна снизойти до помощи несчастной. Но тогда я не знала и понимала лишь то, что хозяин ничего не мог сделать, так как женщина не была его собственность, а преступать закон ради чьей-то игрушки он не собирался.
Поневоле задумалась о собственной судьбе и собственном норне. Когда я ему надоем, он тоже может продать меня в бордель. Больших денег, конечно, не дадут, зато совесть будет чиста — не убил. Другое дело, что пребывание там хуже смерти.
Я, разумеется, в таких местах не бывала, но догадывалась, да и на изнасилования в Арарге насмотрелась. Не то, чтобы это было постоянной практикой, разумеется, нет, но просто в отношении рабов ничего не сдерживало. Стоит стать хырой — и сразу найдётся желающий. Взять хотя бы тех девочек в распределителе, над которыми измывались солдаты, ломая их гордость.
— Тебе её жалко, Лей? — хозяин обнял меня сзади, сплетя пальцы на животе. — Или боишься оказаться на её месте?
— Боюсь, — честно призналась я.
— Нет, туда ты не попадёшь. Хотя бы потому, что человечнее будет тебя сразу убить. И я гораздо лучше отношусь к своей торхе, нежели Манеус, не делаю скоропалительных выводов. Хотя, если ты меня очень сильно расстроишь…
Он отпустил меня и поднялся вверх по лестнице. Я же осталась стоять посредине холла, не зная, что делать и куда податься. Недолго, потому что попала в руки сразу двух хыр, одной служанки и управляющего, вежливо (я даже удивилась) поинтересовавшегося моим именем.
Меня вымыли, одели, причесали и разместили в специальной комнатке между этажей. Выше жили служанки, ниже — господа. Хыры же и вовсе ютились в подвале.
Комната опять была тёмной, без окон. И без очага — видимо, чтобы не причинила себе увечий. Обстановка более чем скудная — кровать, стол, стул, сундук. Но мне хватало: в замке жилось примерно так же.
За ширмой — умывальник и деревянная бадья для омовений. Через бортик перекинуто пушистое полотенце и… нижнее бельё? Я с изумлением рассматривала его.
Моего размера, дорогое.
Сначала подумала, что оно принадлежало предыдущей торхе, не помню, как её звали. Кстати, судя по всему, умерла она в этом доме, слуги должны знать от чего, потом расспрошу. Я намеревалась подружиться со всеми обитателями особняка, чтобы облегчить себе жизнь и заработать право ходить на рынок.
Приглядевшись, поняла, что бельё новое, сохранился даже ярлычок магазина — «Атласная роза». Значит, его купили мне.
Незапланированные подарки на этом не закончились: появилась служанка и вручила мне шуршащий свёрток, в котором обнаружилась пара чулок, пояс, подвязки и тончайшая батистовая нижняя рубашка.
Я с интересом рассматривала вещи, которых у меня не было и в Кеваре. Словно любовница богатого вельможи! Видимо, хозяину настолько не нравилось то, что я носила под форменным платьем, что он решил потратиться на меня. Дорого же, наверное, ему обошлись все эти услаждающие взор штучки! Стоило ли так стараться, наряжать вещь, которая, быть может, долго не прослужит?
А эта рубашка… Подо что мне её надевать? Под платье торхи не положено, а других я не ношу. Издевается? Возможно. Хотя, знаю, жаловаться на хозяина глупо, я должна быть благодарна судьбе за этого.
Изобразив радость от подарков, выставила служанку за дверь, а сама упала ничком на кровать. Нет, я не плакала, просто лежала среди вороха товаров из магазина женского нижнего белья и думала о Кеваре, родных. Должен же был кто-то уцелеть! Теперь, по прошествии времени, я догадывалась, что матери нет в живых, но отец мог уцелеть. И я должна к нему вернуться.
Я всё ещё лежала, даже не умывшись с дороги, когда в дверь постучались, и вошла хыра.
