Евгений Щепетнов - Монах. Боль победы
Мать. Она связывалась с ней последний раз больше месяца назад. Для драконов это «ни о чём». Что такое месяц, если её мать уже прожила сорок тысяч лет? А ей самой, Шанти, больше ста лет! Но всё равно, по людским меркам — давно не общалась с Гараскаранией. Та сама не лезет, не связывается, и Шанти тоже не отвлекает. Может она сейчас как раз охотится, пикируя на дичь, а может наша себе нового самца, и совокупляется с ним. А тут Шанти — здравствуй, мама! Здравствуй, дочка. И что? О чём говорить? Самое смешное, сейчас она поняла — и правда, говорить-то не о чем! Вся её, Шанти, жизнь — у людей. Интересы людей ей ближе интересов драконьего рода. Даже сейчас она летит для того, чтобы помочь человеку, своему названному брату. Парадокс? Дракон — для людей!
А может и нет парадокса? Что сделали драконы для неё? Лишь предлагали матери убить этого уродца со сломанными крыльями. Зачем, мол, этому уродцу мучиться. Чик! И нет головы. А ты нового родишь. Лучше. Красивее. Шанти хихикнула — мать тогда прогнала самца, который сказал это, и порвала ему гребень. Он летел, ругаясь человеческими ругательствами и ревел, а Гараскарания драла его как злая шустрая уличная собака, вцепившаяся в большого домашнего пса. Потом вернулась, накрыла дочь огромным крылом, и сказала: «Дочка, я верю, что ты будешь летать! Есть у меня предчувствие этого. Моя бабка чувствовала будущее, и мне передался этот дар. Когда-нибудь он проявится и у тебя. Так что верь мне — всё будет хорошо!»
В душе у Шанти всколыхнулось тёплое чувство к матери, и та, где-то далеко, как будто бы это ощутила — по нити, связывающей двух дракониц, прокатилась волна тепла и любви. Такая же нить, как ни странно, связывала Шанти с Андреем. Даже если они не могли говорить по мыслесвязи из-за большого расстояния, то чувствовали друг друга где угодно. Иногда доходило до смешного — только Шанти устроится поспать, а тут Андрею приспичит совокупиться со своей самкой! И на драконицу накатывается такая волна удовлетворения, сексуального возбуждения, что та начинает жалеть, что родилась драконицей. Она бы тоже хотела ощущать такие страсти, как люди.
У драконов, ей мать объясняла — всё по-другому. Всё более размеренно, всё с расстановкой и осмысленно. И редко. Не как у людей. Андрей — тот может по нескольку раз за день. Или за ночь. Что частенько и делал.
Шанти как-то высказала свои мысли о том, что наверное он замучил несчастную Антану, терпящую его домогательства каждую ночь в таких маньячных объёмах, так они с Андреем долго смеялись. Потом Антана, почему-то порозовев, шепнула ей, что такой мужчина как Андрей — мечта всех женщин. И что она частенько сама провоцирует его на совокупление, лишь бы снова ощутить его тело.
Нет, Шанти не могла понять таких вулканных страстей, хотя иногда и завидовала людям — ей тоже бы хотелось такой страсти. Ну, в крайнем случае, хотя бы попробовать, как это бывает…
Шанти хихикнула, и прибавила хода. Лететь до места было далеко, и надо успеть к утру. Не хочется, чтобы кто-то видел, как она пролетает над сёлами и городами. Официально — драконов нет. Они что-то вроде легенды. Нет их, и всё тут. А откуда чешуя, которую время от времени находят люди? Нууу… природные какие-то явления — ракушки, например. И вообще — чего пристали? Лучше займитесь делом — подоите коров, или сена накосите! Примерно так.
Те, кто встречались с драконом, видели его, обычно молчали. Начнёшь болтать — скажут — ненормальный. Обычно так и происходило с теми, кто утверждал, будто встречался с драконом. Допился, мол, до зелёных драконов. Так что не стоило своим легендарным видом вводить людей в смятение духа. Особенно, зная, что где-то рядом с ними притаились неведомые старейшины, огромные, злые…
По дороге Шанти задержалась один раз — не могла удержаться, увидев в прерии стадо антилоп — уж больно вкусно выглядели эти полосатые бестии.
Прихватив одну, весом килограмм под тридцать, молоденькую, жирненькую, она перекусила, с наслаждением ощущая, как к ней возвращаются силы. Всё-таки, что ни говори, отвыкла летать на большие расстояния, а сегодня она пролетела… много. Счётчика расстояний у неё же нет…
По прикидкам, скоро должна была быть на месте. Пришлось лететь вдоль береговой линии — город, в котором сейчас засел Гортас, находился на берегу моря, впрочем — как и большинство крупных городов Балрона. И это понятно — по воде легче доставлять грузы, а большие города требуют большого их подвоза.
Впрочем — на востоке, вдоль огромной реки Эмос тоже имелись крупные города, особенно возле золотых и серебряных россыпей. Эти города и возникли вокруг добычи драгоценных металлов. Хотя россыпи и были не очень богатыми, потому особого ажиотажа вокруг них не было. За весь день человек мог намыть всего грамм золота, за добычей которого строго следили надзиратели, пресекающие воровство с государственной собственности. Вся добыча драгоценных металлов испокон веков находилась в руках государства. Деньги же надо из чего-то чеканить, вот и заботилась империя о том, чтобы золото и серебро по возможности не утекало на сторону. Впрочем — как обычно, безуспешно.
Нужный город — судя по карте, которую Шанти изучала перед отлётом, показался под утро, когда небо уже было серым, а очертания деревьев, и даже листьев на них, легко рассмотрел бы любой человек, не только дракон с его ночным зрением.
Драконица, как только начало светать, максимально забралась в небо, на высоту двух километров. С земли в этом случае она будет казаться лишь тёмной точкой в голубом небосводе, а может и вообще станет незаметна в слепящих лучах солнечного диска.
Когда до города осталось уже около трёх вёрст, Шанти круто забрала к берегу, и сложив крылья, начала пикировать, целясь в прибрежную волну. В самой низкой точке она с хлопком раскрыла крылья и спланировала на берег, покрытый округлой беловатой галькой.
Бросив под куст мешок с одеждой и обувью, вошла в воду, и с наслаждением поплыла в открытое море, приняв облик акулы. Мощный хвост взбивал волны, вымётывая из них белую пену, ветер рвал горизонт — хорошо!
Вот странно — задумалась она — дождь я ненавижу, а купание в морской воде — обожаю! Почему так? Может мои предки были морскими ящерами? Но почему всё-таки дождь мне так неприятен? Из-за того, что вода в нём пресная? Впрочем — не весь ненавистен, дождь, а вот такой — затяжной, мерзкий. Гроза, после яркого солнца, недолгая, шумная, снова сменяющаяся солнечными лучами — вот это приятно. После неё и цветы пахнут сильнее, и травы — и дичь почему-то после грозы вкуснее — вероятно наелась этих самых пахучих трав.
Ополоснувшись, Шанти повернула к берегу, и уже подплывая, приняла облик девушки, той, кем когда-то была во время нападения на трактир бандитов — темноволосой, стройной, с фигурой как у рыжеволосой красотки, какой она привыкла бродить по дворцу. Образ рыженькой погубительницы мужских сердец она решила не принимать — слишком уж запоминающейся была её внешность, могли и заметить, запомнить. Шпионов Гортаса в Анкарре хватало.
